Даже в Московии есть много чего, и очень разного, совсем не одна только жестокость, батоги, безумие владык разного ранга и калибра.
Русский человек вовсе не создан как-то особенно. Так, что демократия, собственное достоинство, достойная и полная уважения жизнь — не для него. На этом изо всех сил настаивают и русофобы всех мастей, и «наши плюралисты», бравые интеллигентики. Те, кто хотел бы вечно вести «народ» к сияющим вершинам прогресса… Но никогда не привести — потому что как только «приведут», сами окажутся никому низачем не нужны.
Но это — грубая и очень небескорыстная ложь. Ох, какая же она небескорыстная!
Самая главная, самая лучезарная истина, какую только может уяснить себе россиянин: он вовсе ни на что НЕ обречен.
Русский человек вовсе не был обречен и сегодня тоже не обречен на общинную жизнь, в которой ему будут рассказывать, какие у него есть потребности; он вовсе не обречен на службу своему обезумелому государству.
Русские создали такие современные, культурные государства, как Новгород и Великое княжество Литовское. Страны, для жителей которых свобода не была отвлеченным принципом, и демократия — словом из книжки.
Разорванность россиянина между отсталостью, но своей, и развитием, но чужим, тоже не неизбежно.
Традиция эта сложилась в Московии, когда передовое государство с самыми современными способами ведения войны развивалось за счет отсталого, несамостоятельного общества.
В XIX веке, в сложном, очень, может быть, решающем веке русской истории, с крайней определенностью сказалась разобщенность русского общества, наличие в нем по преимуществу только двух крайностей. Русский человек мог быть «прогрессистом», «левым», но тогда обычно глубоко равнодушным к судьбам отечественной культуры, народной жизни, религии. Вместе с «прогрессивными» настроениями почти непременно шло негативное отношение к русской государственности, в клинических случаях доходящее до желания «отменить всех солдат-с», чтобы «нация умная» могла бы легче «завоевать нацию глупую-с».
В другом варианте россиянин был лояльным подданным Империи и почвенником, с любовью принимавшим культурное наследие предков. Но тогда, за редким исключением, он стоял на сугубо охранительных политических позициях. «Православие — самодержавие — народность». И никаких перемен. Пусть мужики любят помещиков. Ах, не любят?! Перепороть!
И сейчас в основном это так. Россиянин или охранитель — и тогда никаких перемен! Вернуться в «социализм» — и ни-ни!
Или он сторонник прогресса, развития, человек динамичный и активный — но тогда, за редким исключением, убежденный сторонник «американо-европейского» пути развития и отказа от национального наследия.