— Почему?
— Джози воспитывали не так, чтобы она легко могла вписаться в обычный окружающий мир и, возможно, в этом моя ошибка. — Челюсть Тайлера напряглась. — Черт, я знаю, что это так, но факты есть факты: моя девочка собирается вписаться в офисную обстановку, и это будет похоже на то, как если бы пулю сорок четвертого калибра пытались втиснуть в винтовку, рассчитанную лишь на двадцать второй.
Даниэль подумал, что в свои двадцать шесть лет высококвалифицированный наемник женского пола едва ли могла считаться чьей-либо девочкой.
— Она справится.
Лицо Тайлера сморщилось, взгляд стал совсем хмурым.
— Я сомневаюсь.
— Что это вы обсуждаете, папа?
Нежный женственный голосок проехался вдоль нервных окончаний Даниэля, добравшись прямо до его плоти, которая, между очередным вдохом и выдохом, отвердела и выпрямилась как копье. Черт возьми, как могла женщина одевавшаяся, поступавшая и дравшаяся как мужчина, издавать звуки, так сильно влиявшие на его либидо?
Она не являлась стандартным образчиком мужской эротической мечты, ее внешность по общепринятой голливудской "шкале привлекательности", наверно, даже не дотянула бы и до середины. Ее рыжеватые каштановые волосы едва прикрывали подбородок и придавали ей не сексапильный, а скорее дерзкий вид, но это не имело значения. Эта девушка вызывала у него реакцию как у сексуально-озабоченного подростка, впервые увидавшего шикарное декольте Мэрилин Монро.
Он хотел Джози так яростно, словно сгорал в огне, а она, начиная с воскресенья, ясно дала ему понять (аж шестью способами!), насколько он был ей не интересен.
Пристальный взгляд зеленых глаз Тайлера прочно обосновался на его дочери.
— Интересно, каким образом ты собираешься вписаться в обычные стандарты?
С ее лица сбежала фальшивая улыбка, с которой она вошла в это аскетичное помещение, напоминавшее Даниэлю армейские казармы.
— О, полагаю, что так же как я вписалась в этот мир.
Было что-то такое в ее голосе, что смутило Даниэля, какая-то горечь, которую он не ожидал услышать. Это заставило его усомниться, что ей нравилось принадлежать к миру отца, а он знал мало военных столь же способных, как она.
Тайлер проворчал:
— Ты же приноровилась… словом, ладишь с другими контрактниками.
— Но я не наемник, папа. — Джози присела на край армейской койки,[4] стоявшей около противоположной стены, и, согнув одну ногу в колене, обхватила его руками, опершись ступней о матрац. Покачивая другой ногой, она выдала отцу один из тех серьезных взглядов, что всегда затрагивали что-то такое в Даниэле, с чем он не хотел бы иметь дело. — Меня никогда не вербовали на военную службу. Я не приносила присяги на верность ни одному государственному правительству.