Последние, кто угодил мне под горячую руку – или правильнее сказать под язык? – оказались сыновьями герцога Брауншвейг-Люненбургского.
Было их то ли пять, то ли шесть штук, но к тому времени я окончательно распоясался и не стал критиковать каждую из кандидатур в отдельности, охаяв разом всех.
– Ты сам вдумайся, государь. Сдается мне, что неспроста все они до сих пор не обзавелись женами. Учитывая, что самому старшему из них уже сорок, это наводит на раздумья и предположения, что все они имеют некий порок. Причем он не мелкий, тайный, а такой, который известен всем, иначе кто-нибудь непременно выдал бы за одного из них свою дочку…
И вновь был поражен странной реакцией Бориса Федоровича. Лист был последний, не охаянных мною больше не осталось вообще, то есть с женихами вновь сплошной завал, а он… смеется.
И ведь от души – это сразу видно.
– А теперь примемся за невест, – вытерев выступившие слезы, наконец-то угомонился Годунов. – Поглядим, что ты о них скажешь.
Но тут, честно говоря, я сплоховал. Очевидно, увидев, что последний лист с женихами, расслабился. Так что разбушеваться в отношении Софии-Елизаветы, Агнессы-Магдалены и Анны-Марии не сумел – весь пар выпустил раньше.
К тому же когда царь с превеликим трудом произносил титул их отца – Ангальт-Кётенского князя Иоганна-Георга I, мне почему-то сразу припомнилась маленькая девочка София Фредерика и как-то там еще, которая тоже вроде бы Ангальт, только Цербстская, но приставка – дело второстепенное.
Разумеется, и среди родных сестер одна может оказаться гурией, а вторая фурией, но тут уж как повезет.
Во всяком случае, есть шанс на удачу, о чем я честно и заявил Борису Федоровичу, не забыв оговориться, что все равно для начала нужны портреты этих европейских Сонек, Лизок и Манек, а уж потом…
Тот ничего не сказал в ответ, хотя явно порывался задать какой-то вопрос, лишь как-то странно посмотрел на меня и закруглил нашу беседу, сославшись на поздний час.
На следующий день я вновь удивился, на этот раз загадочной реакции самой невесты.
Дело в том, что за семейным столом Годунов не стал таить, кто в первую очередь повинен в том, что царевна вновь осталась без жениха. Казалось бы, уж она точно должна негодовать, что по моей милости остается не замужем.
Но не тут-то было.
Первым делом Федор, едва усевшись напротив – я еще не успел начать урока, – заявил, что Ксения Борисовна шлет мне свою благодарность и низкий поклон за то, что я так заступался за нее.
Придумает же.
Вначале решил, что сказано было в ироничном плане, что-то вроде: «Ну спасибо, удружил». Однако, кое-что уточнив, выяснил, что благодарность была искренней, от всей души.