- Я не понимаю, - замешкался Винсент, вспомнив, как Филипп шептал на ухо Сэйлину - не об этом ли? - Вам известно о приглашении короля?
- Разумеется, - фыркнул граф, - я ведь тоже был приглашен, и много раньше, чем вы. Но меня интересует совсем другое, барон, почему король сегодня настолько милостив, что зовет вас туда, где должны быть только двое?
Адри не знал ответа на этот вопрос, собственно, как и то, почему Филипп с ним милостив вообще, а задумываться над подобным ему отчего-то не хотелось. Но Ферье сейчас заставил его сделать именно это - попытаться найти причину - причину, которой не было.
- Боюсь, что мне нечего вам ответить, потому что я не знаю, - сказал Винсент совершенно искренне.
Ферье остановился и, сжав губы, пытливо взглянул на него - изучал, стараясь уличить во лжи.
Глаза в глаза - близко и с вызовом. Сердце в груди Адри забилось чаще, но он даже не моргнул. Его совесть была чиста, и совершенно зря граф полагал, что за его спиной Винсент плетет интриги, отвоевывает внимание короля, стремится возвыситься.
- Я буду петь для Филиппа. Отвесите хоть один слезливый комментарий в мой адрес сегодня, и я клянусь, Адри, что превращу вашу жизнь на ближайшую неделю в настоящий кошмар.
Попирая свою честь дворянина, Винсент промолчал. Цена за любовь каждому назначается своя - по силам или нет - не важно. Главное другое: кто и как ее выплачивает. Терпя почти ежедневные насмешки графа, Адри думал, ради его голубых глаз возможно и не стоит спускать подобных унижений, но по-другому нельзя. Нельзя, если хочешь победить или устоять под жестоким натиском оледеневшего сердца. Неужели с Филиппом Ферье совсем другой - нежный, страстный, отзывчивый и покорный? Возможно ли это?
Вечер благоухал головокружительным ароматом распустившихся роз - нежно-персиковых, на поляне, которой их пышные заросли послужили сплошными стенами, скрывая от любопытных глаз ровный четырехугольник газона. Звездное небо в ярких россыпях бриллиантовой пыли нависло над этим маленьким раем балдахином цвета индиго и с этого прекраснейшего творения богини Виты редко срывались маленькие искорки - устремлялись к земле, царапая небосклон тонкими иглами загаданных желаний.
Лежа на огромном покрывале, закиданном черпаками из альторрийской пряжи, Ферье лениво перебирал струны лютни - делал он это так искусно, что Адри хотелось остаться на этой поляне навечно и слушать, как радуется и плачет инструмент под умелыми тонкими пальцами Сэйлина, как в простых аккордах грустью льется в мир нежность любви, как радостными нотками в музыке вдруг оживает надежда. И словно сама жизнь открывает в простом собрании ласковых звуков все свои самые яркие чувства и тайны! Это было прекрасное чувство, сгладившее то неприятное, что произошло днем. Адри до сих пор ощущал себя неловко, когда Ферье бросал в его сторону внимательные взгляды - делал он это тайком от Филиппа, который возлегал у колен своего фаворита подобно могучему гордому льву, охранявшему свою добычу. Король задумчиво жевал травинку в зубах. Винсента поражало, с какой простотой Филипп мог менять свои образы: если утром в роскошных богатых одеждах он держался по-королевски, со свойственной его власти надменностью, то сейчас - в сорочке и узких штанах, он был так же небрежно прост и беспечен, как обычный крестьянин.