— Вероломный сукин сын! — с бессильной яростью прошипел тот; Курт улыбнулся.
- 'Вероломный'? Слова я ведь тебе не давал, посему — ничего и не преступал. Я жду ответа, Бруно.
Тот прикрыл глаза, медленно заливаясь не бледностью даже — бесцветностью, и дышал опасливо, точно боялся, что с неловким выдохом сорвутся с языка слова, о которых потом пожалеет; может статься, так оно и было. Наконец, снова взглянув в лицо человека, сидящего над собою, тот натужно кивнул, смотря ему в глаза с нестерпимым ожесточением.
— Согласен, — выцедил Бруно так тихо и напряженно, что на мгновение и впрямь стало жаль его.
— Превосходно, — кивнул он. — Теперь вот что. Сколько тебе? Двадцать один?.. Мы ровесники; в наших общих интересах предлагаю упростить общение и перейти на 'ты'. Меня зовут Курт, — он протянул руку вперед. — Вставай.
За поданную ладонь Бруно не взялся — поднялся сам, осторожно потягивая носом; отступивши на два шага назад, посмотрел Курту в глаза, прищурясь, и осведомился:
— А с чего ты взял, твое инквизиторство, что я просто не исчезну из Таннендорфа?
— Хочешь, расскажу, что у нас бывает за побег? — ответил вопросом же он; Бруно выдержал взгляд еще секунду и отвернулся.
— Нет. Не хочу.
— Правильно, зачем тебе кошмары по ночам…
— И что я теперь должен делать? — перебил тот. — Бегать впереди и кричать 'расступись, едет Гнев Божий'?
— Для начала начни избирать выражения в моем присутствии, — серьезно произнес Курт, снова надевая Знак и пристегивая оружие. — Больше замечаний делать не буду. Это — понятно?
— Еще бы…
— Пока — свободен, — кивнул он, указав на сиротливую заячью тушку в траве. — Забирай свою… добычу и ступай домой. Когда потребуешься, я тебя найду.
— А платить мне за работу будут? — поинтересовался Бруно с кривой усмешкой, совершенно очевидно предвидя ответ; Курт пожал плечами, взглянувши на него с почти искренним благоволением, и улыбнулся:
— Даже не знаю; дай подумать. Кроме того, что я фактически дарю тебе жизнь?.. не наглей, Бруно.
От того, как посмотрел на него бывший студент, Курту стало совестно; ведь и без того уже унизил парня дальше некуда, напомнил он самому себе. Кроме простого человеческого сострадания к тому, кому и так несладко, надо бы припомнить, что, хоть монашеских обетов и впрямь дадено не было, однако же, следовало блюсти душевную чистоту. А именно — не ломать надломленную былину…
— Да брось, — чуть смягчился он. — Теперь ни граф, ни еще кто на тебя своих прав не предъявит. Тебе предложено покровительство Конгрегации; поверь, ничего ужасающего в этом нет.