* * *
"Ну вот, а говорили, что он меня забудет, что другую встретит. Говорили, что Москва меняет людей до неузнаваемости, что через неделю он и думать обо мне перестанет. Вот тебе, мамочка, и никчемный Николашка, как ты его всегда называла. За год стал начальником и меня при этом не забыл. Каждый день писал мне в контакте, в любви признавался. Не забыл! Не забыл!", — мысленно ликовала Ирочка Кириллова, старательно укладывая волосы, стремительно спускаясь по высоким ступенькам, звонко выстукивая каблучками по привокзальной площади. Она очень торопилась, ей все время казалось, что поезд придет раньше назначенного времени, и она не успеет встретить Николая в тот самый момент, когда он только ступит на перрон. Десятки раз она представляла себе этот момент: вот он спускается по неудобной лесенке, ставит рядом тяжелую дорожную сумку, растерянно озирается по сторонам в поисках любимой. А она тихо подходит к нему сзади, закрывает глаза, прижимается к его широкой спине и шепчет о том, как ждала, как скучала, как мучилась, каким бесконечным, унылым был этот год. И еще много-много слов о наболевшем, о невысказанном. Потом он повернется, схватит ее на руки, закружит, засмеется радостно, звонко. И она засмеется и обнимет его за шею, и вдохнет его сладкий аромат…
— Поезд Москва-Абакан прибывает на пятый путь второй платформы, — услышала она механический голос, и ее сердце застучало в два раза быстрее, а дыхание участилось.
Громко пыхнув напоследок, поезд, наконец, замер. Третий вагон, в котором должен быть Николай, оказался как раз напротив Иры. Она быстро достала из сумочки фотоаппарат, приготовившись запечатлеть любимого на пленку.
Люди тянулись из вагона бесконечной вереницей. Совсем старенькая бабушка с трудом тащила за собой огромный тюк. Почему-то ее никто не встречал, и Ире пришлось, спрятав фотоаппарат, стаскивать ее баул с высоких ступеней. Потом в тамбуре появилась шумное семейство, муж с женой и трое маленьких ребятишек. Дети постоянно пихались, ссорились между собой, все время порываясь подраться. Родители пытались разнять малышню, создав настоящий стопор в дверях. Постепенно все пассажиры покинули вагон. Но Николая все не было.
Ира начала судорожно перерывать сумочку в поисках мобильного и тут она увидела его, точнее его черную, мрачную тень, будто он вышел не из поезда, а из самой преисподней.
Николая сильно шатало из стороны в сторону, под глазами — черные глубокие круги, а взгляд… не человеческий взгляд, люди так не смотрят: в расширенных зрачках читалось безумие, неудержимое яростное, страшное. Рубаха и джинсы висели на нем, как на вешалке, настолько истощенным и высохшим был его силуэт.