Я забыл отметить нечто новое у Нерли, замеченное мною, когда она сегодня зашилась в траве по молодому бекасу у прудика: в первый раз за все время она так увлеклась «шитьем», что не слыхала моего крика и даже свистка. Я понял это как естественное пробуждение охотничьей страсти и приготовился, чтобы постепенно ввести ее в берега культуры. И вот при вступлении моем на Захаров Остров Нерль делает первую свою потяжку, несколько шагов делает тихо вперед с поднятой головой, и вылетает бекас. Он садится недалеко на пойме. Нерль бросается за ним и не слышит моих приказаний. От моего крика и свистка вокруг срывается десяток бекасов, кроншнепы большие серые и малые пестрые, чибисы целой тучей поднимаются на воздух, и все это в страшном беспокойстве кричит и свистит. Нерль опомнилась и вернулась. Я постегал ее несильно ремешком, хотя потом в этом раскаивался: так велико, так небывало в моей практике было ее последующее послушание среди пачками вылетающих бекасов и особенно под носом бегущих старых и молодых кроншнепов. Ни на их крики, ни на их взлет она почти не обращала внимания, поглощенная всецело новым своим открытием причуивать дичь на расстоянии по ветру. Совершенно так же как и Кента, она мгновенно сокращала ход, когда причуивала бекаса по воздуху и тихонько вела к нему. Правда, ни разу не было, чтобы эти потяжки оканчивались стойкой, и расстояние потяжки было в лучших случаях не больше десятка шагов. Но все равно, ведь это первый только день открытия его, самого приема потяжки. И все это я объясняю удачным выбором места с обкусанной травой, а еще сильным ветром, против которого я вел собаку. Мне думается, что искусство егеря при натаске собак должно выразиться в значительной степени уменьем разыскать подходящее место и угадать тот момент нарастания сознания собаки, когда она должна лучше всего воспринимать запах дичи. Открытое место и ветер — главное условие. Искусство егеря должно сопровождаться огромным сокращением времени натаски.
Мне кажется, сегодня я могу сделать заключение не только об исключительном послушании собаки, но также и о ее чутье. Был такой случай: я переходил гать, направо была открытая вода, дальше пойма и шагов на полтораста стояли невысокие ольховые кусты, через которые сильный ветер мог донести сюда запах притаившейся дичи. Нерль вдруг потянула туда носом и с высоко поднятой головой пошла в воду, в которой скрылся ее живот. Выбравшись на пойму, она пошла медленно по той же самой линии вперед. Наконец она удалилась настолько, что при сильном ветре не услыхала бы мой свисток. Но ее послушание было настолько доказано, что если бы она и погонялась раз, плохого бы ничего не вышло.