-- У меня есть одна мыслишка. По-нашему говоря -- ниточка, -- удивил Артюхову таким признанием следователь. -- Но пока я за нее не брался. Вдруг оборвется...
Артюхова промолчала, с ужасом подумав о будущем свидании, но следователь, наверное, все-таки прочел ее мысли, потому что сказал с расстановкой:
-- Значит, до встречи? В семнадцать ноль-ноль?
Испуг заставил ее кивнуть.
11
Линейка в колонии -- нечто среднее между вечерней поверкой в армейской роте и подведением итогов работы в заводской бригаде. Самолет изобрел Можайский, радио -- Попов, а линейку -- Макаренко. Тот самый, что воспитывал в колонии беспризорников после гражданской войны, написал "Педагогическую поэму", а уже после смерти в тысячах портретов висел по школам, профтехучилищам и, естественно, колониям и сквозь округлые очки хмуро взирал на не воспринявших его передовой опыт потомков.
Впрочем, в этой колонии его идеи жили и отчасти побеждали. Во всяком случае, выстроенные действительно по линейке -- в четыре армейские шеренги -- девочки молча слушали речь Артюховой, односложную, но оттого и понятную: фамилия -- должность в цехе -- процент выработки -- комплимент ( или, наоборот, укор и назидание на будущее).
Ирина, наверное, внимательнее других ловила каждое слово офицера-воспитателя, но не потому, что была потрясена педагогической прозорливостью Макаренко, а оттого что очень не хотела, чтобы линейка заканчивалась. Когда Артюхова сбивалась и, потеряв фамилию в канцелярской книге, начинала ее искать, чтобы объявить, сто один процент выработала воспитанница или сто два, Ирина радовалась лишним приобретенным секундам, как голодный радуется еще нескольким хлебным крошкам, обнаруженным на казалось бы пустом столе. Из ДИЗО она вышла за несколько минут до линейки и после тихой, почти курортной недели спокойствия, когда казались такой ерундой и холод в камере, и жесткость лежака, и скудость пайка, ощущала себя птицей, вокруг которой расставлены силки, и, куда она теперь ни повернется, все равно в один из них угодит.
-- Напра-во! -- по-фельдфебельски грозно скомандовала Артюхова, и задумавшаяся Ирина сразу поняла, что линейка окончена.
Резко, словно выпускаемый из котла пар, прошипела сотня поворачивающихся на месте тапочек. Колыхнулась, враз закурилась дымками забурлившая разговорами синяя река фуфаек. Поворот мог означать только одно -- начало движения в столовую, на ужин.
-- Как там? Не бьют? -- теплым дыханием ударил Ирине в затылок чей-то вопрос.
Она обернулась и сразу узнала ту рыжую девчонку, из-за которой ее угрожала убить азиатка. Взгляд метнулся слева направо, но на узкоглазое лицо так и не наткнулся.