— А ты? — спросил Дионисий.
Лептин стоял, опустив голову и уставившись в пол.
— Ты даже не поздороваешься со мной? — настойчиво продолжал Дионисий.
Лептин подошел ближе.
— Здравствуй, Дионисий. Ты хорошо выглядишь.
— Ты тоже. Видимо, тебе пришлось не так уж худо.
— Нет. Не слишком.
— Мне нужна твоя помощь.
— В самом деле?
— Я готовлюсь к последней войне против карфагенян. К последней, понимаешь? И ты мне нужен. Иолай погиб.
— Я знаю. Бедный парень.
— Парень… мы по-прежнему говорим это слово многолетней давности.
— Да.
Филист смотрел на них, и внутри у него что-то раскалывалось; от волнения на глаза наворачивались слезы. Он понимал, что этих двух людей, прошедших непростую, тяжелую жизнь, все еще связывает сильное чувство, столь могучее, что сметает на своем пути весь осадок затаенной злобы, подозрения, страх, соображения государственной важности, политики, власти. То была крепкая, настоящая дружба, раненая, оскорбленная и потому, возможно, еще более глубокая.
— Что ты ответишь мне? — торопил его Дионисий.
— Чего ты от меня ждешь? Ты на пять лет изгнал меня на этот утес, за все это время не сказал ни слова, не передал ни единой весточки. Пять лет…
— Может, прошлое лучше не ворошить, — неудачно вмешался в разговор Филист и тут же умолк, сообразив, что сморозил глупость.
— Я не мог простить тебе того, что ты сделал.
— Я и сейчас сделал бы то же самое, один в один, — если бы оказался при тех же обстоятельствах, — решительно возразил Лептин. — Так что можешь немедленно отправить меня обратно.
Дионисий вздохнул. В душе его боролись остатки давнего гнева и радость от того, что он снова, спустя столь долгое время, видит перед собой самого честного и великодушного человека из всех, кого знал за свою жизнь. И этот человек — его брат.
— Мне нужна твоя помощь, — повторил он и приблизился еще на шаг.
Они стояли совсем рядом, пристально смотрели друг другу в глаза, и ни один не отводил взгляда. Филисту захотелось куда-нибудь спрятаться.
— Давай проясним кое-что, — ответил Лептин. — Это ты за мной послал. Я не просил у тебя позволения вернуться.
— Хорошо, — согласился Дионисий. — Что еще?
Напряжение между ними было столь велико, что у
Филиста мурашки бегали по коже, но на сей раз он не проронил ни слова.
— А! — воскликнул Лептин. — Да пошло оно все! — И вышел из комнаты.
Дионисий ждал, что он хлопнет дверью, и повторил с ухмылкой:
— Да пошло оно все…
— Я тоже тебе нужен? — поинтересовался Филист.
— Да, — ответил Дионисий, — садись. — Он подвинул ему скамейку и заговорил так, словно прошло всего несколько часов с того момента, как они в последний раз виделись. — Послушай. Мирный договор с карфагенянами признавал за ними право собирать подать с Акраганта, Селинунта и Гимеры.