— Вам больно?
У нее больше не было сил смотреть. Ее глаза медленно закрылись, как закрываются цветы с закатом солнца. Я некоторое время оставалась в том же положении, пока новый вираж не отбросил меня назад. Тогда я опустилась на откидное сиденье так, чтобы оказаться боком к носилкам. Я больше не осмеливалась смотреть на нее.
11
Мне пришлось однажды побывать в больнице, навещая Артура с его свищем, и от той поры у меня сохранилось тягостное воспоминание. Наша больница похожа на тюрьму. Окна забраны решетками, фасад окрашен в серое, а ограда слишком высока для заведений подобного рода. Когда открыли дверь скорой, я буквально выбросилась наружу, так как эта гонка в конце концов выпотрошила меня. Буря стихала. Время от времени еще налетали порывы напоенного влагой ветра, но небо уже очищалось, и временами сквозь разрывы облаков можно было видеть луну.
Санитары выкатили носилки по миниатюрным металлическим рельсам. Я отступила, освободив им дорогу, и наблюдала, как печальное здание поглощает кортеж. Я не осмеливалась последовать за ними. Здание больницы отпугивало меня. Водителю скорой стало меня жалко.
— Эй, малышка, не стойте здесь, входите, вы же дрожите!
Он был прав. Плечи мои трясло, зуб на зуб не попадал. Я прошла по бетонному настилу, ведущему к дверям. Вестибюль освещался двумя синеватыми лампочками. Стены были окрашены зеленоватой, цвета мочи эмалевой краской. Какое-то растение с жирными листьями, подаренное, несомненно, признательным больным, хирело в огромном кашпо. От двери до двери выстроились деревянные скамейки. Я присела и стала ждать, стараясь упорядочить свои мысли, но снова оказывалась на карусели! На карусели, несущейся в неистовом, сумасшедшем, головокружительном вихре, где вместо традиционных деревянных лошадок я различала лица персонажей, окружавших меня в жизни, но в невероятных позах: маму с фиолетовой заячьей губой в старой дедушкиной пелерине; Артура перед телевизором, болеющим за борца-кетчиста; пьяную Тельму на диване и, наконец, месье за рулем. За рулем, но без автомобиля, если точнее. На расписном заднике этой карусели пролетали мимо меня все остальные — американский генерал, человек с фонарем… Эти, хотя и не имели ко мне отношения, но тоже отпечатались в моей памяти.
Прошло, должно быть, немало времени. Мне казалось, что больница пуста. Однако с регулярными интервалами раздавался громкий женский крик, после чего все снова погружалось в апатию.
Внезапно в конце коридора показалась пожилая монахиня. Торчащие по обе стороны головы концы ее огромного чепца били по воздуху, как крылья гигантской морской птицы, стремящейся подняться ввысь. На ней были очки в железной оправе, а поверх накрахмаленного платья надет вязаный синий жакет. Заметив меня, она удивилась.