- Этого не случится.
- Видите ли, будь вы католиком, я обязан был бы явиться к вам, а так мой визит можно расценить как вмешательство в чужие дела, если только вы не согласитесь рассматривать его как дружескую поддержку.
- Спасибо, отец Энсон. Сейчас и я, и сестра, как никогда, нуждаемся именно в дружеской поддержке.
- Вот, вот, я так и подумал.
Я не смог удержаться от улыбки - было совершенно ясно, что до отца Энсона дошли слухи о наших «греховных опытах». Я живо представил себе, что происходило сегодня утром.
- Дело обстоит не так серьезно, как вы думаете, - сказал я ему. - Я сейчас вам все объясню, но сначала позвольте мне разобраться. Значит, Лиззи доложила о наших опытах Чарли, Чарли - миссис Джессеп, а та передала это - кому же? Сейчас соображу.
- Рассыльному зеленщика, - с улыбкой помог мне отец Энсон. - Он рассказал об этом моей экономке, а уж она - мне. - Но тут же священник снова стал серьезным. - Несмотря на мои предостережения, вы все-таки решили прибегнуть к спиритизму?
- Нам ничего другого не оставалось.
- И помогло это вам узнать, как даровать бедным призракам вечный покой?
- Нет.
- Иначе и быть не могло. Но теперь я надеюсь помочь вам сам. Я получил разрешение епископа.
Упорство священника ставило меня в щекотливое положение - выхода не было, кроме как открыть ему, что об экзорсизме не может быть и речи. Я сказал:
- Очень сожалею, что вы побеспокоили епископа, отец, но видите ли…
- Я все знаю. Знаю, что вам необходимо получить разрешение из инстанции… - он едва заметно улыбнулся, - из инстанции, которая для вас гораздо важнее. Я как раз и собираюсь обратиться в эту инстанцию.
- Стелла Мередит сегодня уезжает в Бристоль, - сказал я.
- Что ж, Бристоль находится в пределах моих возможностей.
- Вы очень добры, отец Энсон, но поверьте, Стелле нужно забыть все это. К тому же насчет призраков теперь уже ничего предпринимать не надо: мы решили отказаться от дома.
- Это очень ответственный шаг.
- Мы вынуждены. У нас нет выбора.
Он склонил голову и задумался. Я рассчитывал, что он больше не вернется к разговору об экзорсизме, но напрасно. Отец Энсон устремил на меня пристальный взгляд.
- Простите меня, мистер Фицджералд, но я позволю себе некоторую настойчивость. Я ведь думаю не только об этом прекрасном доме, хотя понимаю, как тяжело вам расставаться с ним. Я думаю о Стелле - несчастное дитя, неужели ей жить всю жизнь под таким тяжким гнетом: сознавать, что в «Утесе» не находит себе покоя душа ее матери? Каково ей таить в сердце такие богохульные мысли?
Он даже покраснел от гнева, но, быстро овладев собой, заговорил мягко, с прежней обходительностью.