А мне предстояло заставить Дженифер простить свою мучительницу и даже вступить в борьбу за нее, причем у зрителей не должно было сложиться впечатления, что Дженифер дура и слюнтяйка. Первоначальный набросок этой сцены никуда не годился. Можно ли вообще написать ее так, чтобы зрители поверили в искренность Дженифер? Конечно, можно' Я знал что юность часто способна на безоглядное сострадание.
Наконец дело было сделано. Я закончил пьесу! Написал «занавес», потянулся как кот, и вышел из кабинета. Подумать только! Уже около шести! Возвращаясь к реальной жизни, я испытывал раскаяние.
Нечего сказать, красиво я себя веду! И почему мне всегда приходится представать перед Стеллой в роли невоспитанного олуха? Ведь это я уговорил ее пойти на тяжелое объяснение с дедом, чтобы приехать к нам, а сам даже носа не высунул, когда она пришла. Как мне заставить ее поверить, что причины у меня веские?
Стелла, стоявшая коленями на мешке, брошенном на траву, была поглощена прополкой. Когда я поздоровался, она взглянула на меня через плечо, улыбнулась и снова принялась рвать сорняки.
- Значит, домашняя битва состоялась и вы ее выиграли, - пошутил я.
- Никакой битвы не было, - ответила Стелла.
Памела толкала перед собой тачку, полную травы, она вывернула ее возле костра, наполнявшего воздух горьким ароматом осени. Дым колебался, сильный ветер прижимал его к земле. Памела вилами складывала траву в кучу.
- Ну что ты скажешь в свое оправдание' спросила она.
Я ответил:
- Такому костру нужно воздуха побольше, - и взяв палку, принялся подсовывать ее сбоку под сучья и траву. - Я вижу, - продолжал я запальчиво, - вы обе рассуждаете, как Лиззи. Раз вы возитесь тут в жаре и в грязи, ваше превосходство неоспоримо, ведь я сижу себе в чистоте и прохладе, в общем, у меня «не работа, а одно баловство».
Стелла повернулась и, выпрямившись, но не вставая с колен, внимательно на меня посмотрела.
- Что мы возимся в грязи, это верно, - улыбнулась она. - Но и у вас вид довольно взъерошенный!
Памела заметила;
- По его прическе всегда можно судить, честно он выполнил свою дневную норму или нет.
- Ладно, - усмехнулся я вставая. - Может ли мой взлохмаченный вид служить мне оправданием?
Стелла снова внимательно оглядела меня и кивнула.
- Думаю, да.
- Очень благородно с вашей стороны, - ответил я. - Конечно, по отношению к вам я поступил возмутительно, но там, наверху, был за это сурово наказан. О, как мне хотелось жечь костры из сорняков! Как хотелось получить к чаю крем, вы-то небось им вволю налакомились, а я обошелся всего лишь скромным сандвичем. Словом, я томился, как мальчишка, которого не пускают играть в крикет, но, видите ли, дело в том, что в это время я заканчивал свою пьесу.