Где она сейчас и загорала. Вся штука была в том, что её страшные шрамы, так хорошо видимые на белой коже, при загаре становились почти незаметны, и девушка решила резко сменить свой имидж — из бледного привидения превратившись в знойную мулатку.
Маляренко лениво подумал о том, что ей сейчас ещё жарче, чем ему, закрепил штурвал, устроился в своём роскошном кресле и задремал. До Туниса, по всем расчётам, было не меньше тысячи километров.
«Тысяча делим на десять, это будет…»
На этом мысль у Вани закончилась и он окончательно заснул.
Путь на запад, к африканскому побережью занял не четверо суток, на что рассчитывали Маляренко и Ермолаев, а все десять. Горячий ветер дул в лицо со страшной силой, принося с собой мелкий песок, который постоянно скрипел на зубах и попадал в глаза. Франц почти не появлялся на палубе, наглухо задраив вход в машинное отделение и дополнительно укрыв механизм шторой из куска брезента. Немец за эту неделю похудел едва ли не вдвое, он буквально высох и если бы не ночные купания в море, кто знает, выдержал бы он этот переход.
А потом всё внезапно закончилось. Впереди показалась тонкая серая полоска земли, от края и до края горизонта, а проклятый южный ветер стих. И хотя жара никуда не делась, стало намного легче. Во всяком случае, теперь весь экипаж проводил день на палубе под навесом, регулярно прыгая с верёвкой за борт. Освежиться.
Самым страшным после жары была… скука.
Анекдоты, рассказываемые за ужином, давно закончились. Карты и шахматы не спасали и в свободное от вахт время люди просто валялись на палубе, тупо пялясь в море. На «Мечте» остро не хватало судовой библиотеки и кинозала.
На третий день похода вдоль африканского берега Ивану это надоело, и он объявил об открытии школы морских навигаторов, своим волевым решением записав туда всех. Даже Настю. Даже Ахмеда.
— Через неделю зачёт. Через две — экзамен. Кто не сдаст — того за борт. Всё. Ермолаев — учи!
Потом боцман организовал чемпионат по игре в буру, потом Франц открыл клуб преферансистов, а потом — пошло-поехало. Фантазия у экипажа била через край. Каждый вечер народ развлекался, как мог, иногда даже устраивая небольшие спектакли.
Иван сидел в своём кресле, растягивал губы в улыбке, аплодировал и что-то говорил, но смысл происходящего всегда проходил мимо сознания. Чёрт знает почему, но он чувствовал себя мертвецом на корабле живых людей.
«Ччччёрт! Мертвец!»
Иван вздрогнул и попытался вернуться в этот мир. В этом миру стоял хохот — Виталий Николаевич очень образно рассказывал, как Лом-Али пытался свести ленивого осла с не менее ленивой ослицей. Настя, красная как рак, фыркала, но тоже смеялась.