— Бедный мальчик, — сказала мама и посмотрела на меня. — Вот видишь, а ты тоже всегда с керосином лез в печь.
Я промолчал.
— Ну идите, да осторожней, чтобы поменьше в глаза людям бросались.
Мы пошли. Я спросил Митьку:
— Как по-твоему, выручит Гришака Николая?
— А думаешь, нет? Ого! Видел вчера, как забегали, когда мы им сказали. Бабка достала золотой перстень, и Гришака понесся с ним к коменданту. Выкупят. У них, брат, золота до черта!
— Откуда ты знаешь?
— Хм, откуда! Один ты только, наверное, и не знаешь. На хлеб, на масло меняют. Думаешь, правда, что это бабкин перстень? — Митька свистнул и убежденно сказал: — Если надо, она еще десять штук откопает, у нее там и серьги и брошки.
— И брильянты есть?
— Какие?
— Ну эти, драгоценные разные камни.
— Может, и есть. У них все есть. Недаром бабушка говорит: «Кому война, а кому мать родна». И правда. Вот теперь и этот пришел, все дома, живы и здоровы.
— Может, его еще и не отпустят, — усомнился я.
Могилу красноармейцу копать не пришлось, вода во вчерашней яме ушла в землю, и мы решили похоронить в ней бойца.
Я очень боялся покойников, но тут скрепя сердце взял за ноги мертвеца и подтащил вместе с Митькой к яме. С трудом мы опустили тело в могилу и накрыли простыней.
Мы стали на краю могилы и сняли шапки. Только теперь словно что-то прорвалось, в груди у меня заклокотало, и я заплакал. У Митьки тоже навернулись слезы.
«Прощай, дорогой товарищ…» — мысленно проговорил я.
Осторожно, словно боясь причинить покойнику боль, мы стали засыпать могилу. Насыпав холмик, обложили ее дерном, а потом в ближайшей лесопосадке выкопали два деревца — белую акацию и клен — и посадили их у изголовья могилы. Только после этого мы отправились домой.
Мамы дома не оказалось, и я забеспокоился: наверное, случилось что-то невероятное, если она, больная, решилась уйти из дому.
Я пошел к Митьке и на улице встретил Ваську, который шел с матерью.
— Эй, Петька, видел? — крикнул он мне.
— Что?
— Николая Гришакина привели из плена. Пойдем посмотрим. Говорят, худющий — кожа да кости, а черный как земля.
Я догадался, что мама у бабки Марины, но решил сбегать сначала к Митьке и вместе с ним идти смотреть на Николая. Митька сидел на завалинке, скучал: дверь была на замке.
— Наверное, все у Гришакиных, — предположил я. — Васька говорил: Николая привели, они пошли смотреть на него.
— Уже дома? — удивился Митька, хотя утром сам убеждал меня, что Николая обязательно выкупят. Подумав, он добавил: — Ну, видишь, а ты не верил?
— Пойдем туда?
Митька отмахнулся:
— Что там делать?
— Пойдем, может, он про фронт что расскажет.