Он попытался думать о чем-нибудь отвлеченном, но не смог.
— У тебя шок, и ты все еще находишься под неприятным впечатлением от случившегося.
— В твоей власти сгладить его приятным впечатлением.
— Я не могу.
— Ты же не голубой?
— Конечно, нет.
— Женат?
— Никогда не был.
— Дал обет безбрачия?
— Хотел. Даже написал по этому поводу письмо римскому папе, но оно или затерялось где-то на почте или папа просто не соизволил мне ответить. Нехорошо с его стороны.
— Очень смешно! Но, Ник, почему ты не можешь расслабиться?
— Я это сделаю сразу, как только ты уснешь.
Это было не совсем правдой, судя по событиям последних дней. Он сможет расслабиться только тогда, когда будет уверен, что эта прекрасная и отважная женщина покинула страну и находится в безопасности.
— А если я не хочу спать?
Он хотел что-то ответить, но ее глубокий голос и рука, лежавшая на его бедре, остановили его.
— Я хочу отблагодарить тебя, Ник.
— В этом нет необходи…
Кончиком пальцев она прикрыла его губы.
— Я хочу, чтобы ты обнял меня. Я хочу кому-нибудь верить. Ты единственный, кто выслушал меня и понял мои горести. И ты был там, в Капитолии.
Беззащитность и уязвимость, сквозившие в ее словах, не могли не тронуть его. Ее искренность, честность и мужество удивляли его. Подобно святому Себастьяну, Ник теперь ясно осознавал, что означает быть истыканным стрелами. Только в его случае стрелы эти были из колчана Купидона.
Если она чувствует себя одинокой и запуганной, Ник сделает все, чтобы облегчить ее жизнь в Лампуре. Он не спрашивал себя, как ему удалось добиться чести заслужить ее доверие, но знал, что скорее умрет, чем его потеряет.
Он легонько коснулся ладонью кружевов, прикрывавших ее груди, веки ее затрепетали, и она выдохнула что-то похожее на благодарность. Твердый сосок уперся в его ладонь.
Он пообещал себе, что остановится через минуту после того, как приласкает ее другую грудь. Его самого удивляло, как мужчина может проделывать такое, твердо стоя одной ногой на полу, и каких трудов ему стоит эту ногу оставлять там, где она находится.
Ее нежные атласные груди порозовели, в ложбинке между ними заблестела струйка пота Его рука сама собой скользнула по спине и легла на округлость бедра, затем дальше, чтобы ощутить упругую податливось ее ягодицы.
Он задыхался, он был возбужден до предела, но как-то умудрился свести все это к братскому участию.
— Теперь ты успокоилась?
— Я все еще боюсь чего-то, — ответила она, и это было правдой.
Никогда раньше Конни не чувствовала себя такой слабой и ранимой, и никогда раньше ей так не хотелось полностью отдаться своим чувствам. И это оказывалось на удивление легко. Не надо лишних слов, не надо намеков и двусмысленностей. Все было просто и ясно. Всю жизнь Конни просила то, что ей было необходимо, и если ей не удавалось сразу заполучить это, она никогда не оставляла попыток добиться своего.