Николай Иваныч купился на мнимую глупость жены, и у него пропало желание о чем бы то ни было с ней говорить.
— Можно и теперь обвенчаться, — сказала Серафимовна.
— Это не так просто, — вяло возразил он. — Ведь ты теософка… Ты когда последний раз причащалась?
— Я вообще никогда не причащалась. Ведь я некрещеная.
— Вот видишь. С точки зрения Православия наш брак — блуд.
— Не люблю попов!
— Ты их часто встречала?
— Никогда! — почему-то возмутилась Серафимовна.
«Во дурища! — подумал он и зевнул. — Побить ее, что ли?»
Он бы пустился во все тяжкие, да не имел на то времени.
Впрочем, — так получилось — однажды переспал с Валей, которую как-то ударил дверцей от машины.
— …пользу этому, короче, обществу… небо коптить… в эскадрилье двенадцатых, однако Комаров… ты ему скажи… — рычало в ухо.
Николай Иваныч отвел телефонную трубку в сторону и с видом смирения уставился в окно кабинета на ангар; перевел взгляд на площадку аэродромного оборудования и раскрытую анатомию самолета.
Секретарша Нина, загорелая курносая блондинка, не вполне равнодушная к шефу, показывая, будто понимает его с полувзгляда, хмыкнула, но тут же как бы застеснялась своей нескромности, для чего с комическим испугом приложила руки к губам.
— Отец, — пояснил Николай Иваныч, кивая на отставленную трубку.
Нина кивнула, но тут же была отвлечена сообщением по факсу.
— Из Мюнхена, — ответила она на вопросительный взгляд шефа.
«Переспать с ней, что ли? — подумал он, глядя на ее ноги. — Нет, нельзя — сядет на шею. Не люби, где живешь, не живи, где… того-с…»
Начальник базы Крестинин, привыкший к косноязычию отца, давным-давно научился делать синхронные переводы с идиотского на русский (шутка покойного Витька). Вот смысл того, о чем гудел Иван Ильич: он рвется приносить пользу обществу, ему надоело коптить небо, в эскадрилье АН-12 освободилось место инженера, однако Комаров — командир отряда — требует письменного невозражения со стороны базы, то есть лично его, Крестинина-младшего.
Николай Иваныч пододвинул к себе факс и положил трубку на стол. Он мог бы сказать отцу примерно так: «На этой работе в эскадрилье можно и груши околачивать, а можно и костьми лечь. Ты ляжешь костьми ради „пользы обществу“: будешь летать на неисправных самолетах, организовывать самодеятельные, с нарушениями ремонты техники в полевых условиях и рисковать собственной башкой. Кроме того, ты не знаешь, что на льдине „разложили“ ероплан и командир ищет дурака, на которого можно свалить ответственность за перегон техники на базу. Этого мало: ероплан принадлежит не любимому Аэрофлоту, а хитроумной частной компании „Голден Эрроу“. Наверняка здесь заложена изначально какая-то подлянка».