После разговора с сыном по телефону Иван Ильич некоторое время посидел с «Мотей» (Матвеем Ильичом Козловым) на обочине аэродрома, наблюдая, как взлетают и садятся самолеты. Вспомнили войну.
— Самое страшное — дети, — прорычал Иван Ильич.
«Мотя» знал, что Иван имеет в виду: расстрел в карэ двух мальчишек «за трусость» — и кивнул. Немного поругали молодежь, но Матвей Ильич возразил:
— Грех тебе, Ваня, ворчать: у тебя сын молодец, башка — Дворец Советов.
Иван Ильич вспомнил строительство этого дурацкого дворца на месте взорванного храма Христа Спасителя и вздохнул:
— Может, и молодец, а детей — нуль… Нехорошо… И палки ставит в колеса. Комаров требует «добро» — не разрешает. — Иван Ильич стал распаляться, на его рычание стали оборачиваться. — Детский сад! Я, отец, прошу разрешение у сына!
— Что ж, если силенка есть, отчего бы не поработать? Николай тебя тормозит вот почему: Комаров заигрался с «новыми русскими». Чует лукавство. Голден Эрроу, мать его за ногу…
Разговор двух стариков для постороннего слушателя вряд ли мог бы представлять интерес — они не были, что называется, застольными рассказчиками с определенным репертуаром, — но им самим для наплыва воспоминаний хватало и кратких реплик. В таких беседах Иван Ильич как бы освобождался от своего косноязычия.
Воротился домой в восьмом часу и сказал Серафимовне:
— Коля того…
— Знаю, уехал.
Николай Иваныч мог уехать, не заворачивая домой: при нем всегда был хранящийся в шкафу кабинета «особливый» чемоданчик, где имелось все необходимое на случай неожиданной командировки.
«Если придут брать правоохранительные органы, возьму этот чемоданчик», — острил он.
— Давай, папик, запразднуем, — предложила Серафимовна. — Девочек высвистаем, потанцуем.
— Какие девочки! — ухмыльнулся Иван Ильич и повертел головой. Озорница ты, однако!
— Ну давай, папик. Поужинаем, потанцуем. Ведь тебе нравится Валюха. Вот я ее и предоставляю тебе.
Иван Ильич никак не мог понять, о какой Валюхе, которая ему нравится, идет речь.
— Или не помнишь? Ее еще Колька ударил дверцей машины.
— Молодая, — прорычал старик, имея в виду, что биография Валюхи для него только началась: вот уже и дверцей ударили.
— Молодая, — согласилась Серафимовна. — А на кой нам старухи?
— А-а? Да, да. Старухи не нужны…
Иван Ильич имел в виду, что не нужны ни старухи, ни молодухи, но, по обыкновению своему, не договорил.