— Выйдем, конечно же выйдем, сейчас же!
— Будто рассвело?.. Нет, мрак, глубокий мрак вокруг. И тишина... какаятревожная, недобрая тишина!
— И все-таки лучше встать и выйти... Давайте выйдем и будем ходить взад-вперед. Лучше всего ходить — и незаметно рассветет...
— Да чего легче! Давайте ходить!
И вот мы ходим возле палаток, ходим, топчемся — коротаем предрассветные часы. От шести отнять пять — сколько это, один? Где он, этот один? Может, все же виноват бинокль? Или наше зрение?..
Но теперь не нужен и бинокль — в свете утра невооруженным глазом отчетливо видны пять движущихся точек — пять! Арифметика беспристрастна и безжалостна. От шести отнять пять будет один. И не просто один — теперь мы уже знаем, что этот один — Илико Габлиани. Отсутствующая шестая точка известна: Илико Габлиани. Но как, когда, почему? Эти вопросы остаются в силе.
Они идут по отдельности. Двое впереди. Трое позади — и другой дорогой! Почему пошли двое впереди и трое — позади, другой дорогой? Почему они идут врозь?!
Пусть же придет кто-нибудь и скажет: они не разбирались в элементарных правилах альпинизма, их надо было посадить и заново обучать азбуке горовосхождения, повторить ее. Пусть придет кто-нибудь и скажет,— я взялся бы и обучил их. Эх!..
Ужасно было то, что спускались пятеро: двое впереди и трое — позади. Другой дорогой! Трое спускались с другой стороны.
Спускались... Но спустились ли? Нет! Из этих троих лишь один добрался до лагеря. А те двое, что шли первыми? Да, они спустились, они пришли в лагерь. И тогда получалось так: от шести отнять три будет три. Теперь уже не хватало троих. Один остался наверху. Двое — в виду лагеря, но где они, куда они делись?
Пусть скажет кто-нибудь: я знал, что так случится, если бы там был я, я бы предвидел, что, если они пойдут разными дорогами, добром это не кончится. Что путь тех двоих, которые шли первыми, верный, что надо всем идти этим путем.
Пусть скажет, если есть такой прозорливый.
Но главным было то, что из шести осталость только трое.
...Случается порой осенней,
Перед самым ртвели,
На виноградник
налетает
град…
И погибают
Напоенные солнцем гроздья,
Взлелеянные грубыми,
но нежными
руками.
О, вы лицо того крестьянина
видали?!
С самой ранней весны без устали, неутомимо ухаживает он за дивным цветком родной земли — благодатной, щедрой, капризной, отзывчивой на ласку лозой, во время засухи потом своим увлажняет землю, во время дождей, проливных ливней со всей страстью сердце взывает к небесам, моля пощадить трепетные зеленые листья и налитые соком тяжелые гроздья... Он готов совершить невозможное, лишь бы спасти свой виноградник, сохранить его, не дать ему погибнуть. Но ничего, ничего не в силах он сделать, он — человек, ачеловек бессилен против стихий.