— Что ты кричишь,
убиваешься, — как бы говорило равнодушно-безжизненное личико, — меня больше
нет. То, что ты видишь, это лишь мертвая оболочка, внутри которой уже гниет и
нет уже никакой жизни...
Мать же безутешно
продолжала плакать и кричать.
Очень тошно стало
Федюшке от этой картинки-воспоминания, нахлынувшей на него. Да еще запах
этот... Федюшка сморщил нос и оглянулся вокруг себя, похоже и вправду откуда-то
несет. Вошла бабушка.
— Что с тобой, Федюшка?
— тревожно-обеспокоенно спросила она, — на тебе лица нет. И она тоже повела
носом и ищущим взглядом пробежала по углам. — Что случилось?
— Ничего не случилось, —
буркнул Федюшка, очень сердито глядя на бабушку, — я умирать не хочу.
— Чего?! — Бабушка
непонимающе-оторопело уставилась на внука.
— Того! — передразнил
Федюшка, еще более сердито глядя на бабушку, — не хочу я умирать, не хочу в
могилу. Кто смерть придумал?!
— Ну, внучек, нашел о
чем думать, — сказала бабушка, уразумев теперь, откуда у него такие мысли, и
злясь на себя, что обронила ненароком неосторожные слова, ставшие источником
таких мыслей.
— Ты малец еще, чего
тебе об этом думать, тебе еще нескоро...
— А ты откуда знаешь,
скоро или не скоро?
— Да этого, конечно,
знать я не знаю... Но что же делать, милок, всё имеет начало и конец.
— Но почему всё должно
иметь конец? — злым, истеричным голосом выкрикнул Федюшка и даже с табуретки
вскочил.
— Так Богом установлено,
внучек, — начала было растерявшаяся бабушка и тут же осеклась, совсем
растерялась, ведь дочь ее, Федюшкина мять, только на тех условиях и отдала ей
Федюшку на каникулы, чтобы имя Бога она при нем вовсе не произносила.
— Как хочешь себе там
крестись и молись, но чтобы он этого не видел, — сказала тогда Федюшкина мать.
— Мальчик он восприимчивый, впечатлительный, не хочу я потом дурацкие вопросы
выслушивать, да не дай Бог еще на людях, стыда не оберешься. Поняла?
Бабушка поспешно тогда
закивала головой, со всем соглашаясь. И еще Федюшкина мама добавила:
— В общем, смотри,
избави тебя Бог.
И на это добавление
бабушка послушно кивнула головой, уж очень по внуку соскучилась. Сейчас,
вспомнив свое поспешное соглашательство, она очень неуютно себя почувствовала.
«А не предаю ли я тем Бога, в Которого верую?» — даже такой вопрос вдруг возник
в ее голове. Но она тут же оправдала себя тем, что уж очень по внуку
соскучилась. И еще вкрадчивый успокаивающий голос внутри ее сказал, что плетью
обуха не перешибешь и что Бог долготерпелив и многомилостив и такое мелкое
отступничество обязательно простит.
— Каким таким Богом? —
всё тем же голосом спросил Федюшка, буравя бабушку требовательным вопрошающим
взглядом.