– Ну, Степка сказал… – Андрей вздохнул, сделал паузу и затем продолжил с видом великомученика: – Он сказал, что женский визг – это, оказывается, самое страшное оружие, страшнее всех пушек, ружей и пистолетов.
– Вот, значит, как… – Полина попыталась было сдержать рвущийся наружу смех, но сдалась почти сразу и тоже залилась хохотом. – Самое страшное… оружие… это мой визг!..
Степан и Андрей, увидев, что их спутница не только не обиделась, а наоборот, оценила шутку, тоже заулыбались.
– Андре, переведите Стефану, пожалуйста, что он совершенно прав и что с моим грозным оружием мы можем ничего не бояться в этом лесу! – торжественно произнесла Полина. Андрей выполнил ее просьбу, и все трое опять разразились хохотом, таким громким, что маленький Ком снова испуганно заскулил. Кучер, до которого, несомненно, доносились эти взрывы смеха, наверное, подумал, что его пассажиры так сильно перепугались во время схватки с волком, что тронулись умом. Но Полину и приставленных к ней слуг это ничуть не волновало.
«Мне нечего бояться в Сибири, я кого угодно могу визгом оглушить, я всех врагов распугаю!» – с какой-то детской гордостью думала молодая женщина, выглядывая в окно, за которым уже стемнело и почти ничего не было видно. Волки, казавшиеся ей ужасно опасными, перестали пугать француженку: если бы теперь на дорогу выбежала целая стая хищников, она бы увидела в них таких же трусливых и жалких животных и снова отогнала бы всех своим пронзительным голосом. А вместе с волками менее пугающими в ее глазах вдруг сделались и чиновники, пытающиеся заставить ее вернуться в Петербург, и сибирские морозы, и все прочие опасности. Со всем этим она тоже смогла бы справиться, как справилась с голодным лесным зверем. Во всяком случае, теперь Полина Гебль была твердо в этом уверена.
Глава XV
Москва, угол Тверской улицы и Брюсова переулка, 1826 г.
Второй раз в жизни Александра Григорьевна Муравьева находилась в центре всеобщего внимания. Впервые это было почти три года назад, когда она выходила замуж. Это тоже был ее день – только ее, хотя жених Александры, Никита Муравьев, конечно, тоже играл в этом дне не менее важную роль, чем она. Но невеста видела, что все вокруг восхищаются только ею, завидуют и желают счастья ей, любуются ее пышным белоснежным платьем и скрывающей лицо фатой. Никиту же хоть и поздравляли, но как будто бы просто заодно с его красивой юной невестой.
Позже, через несколько дней после свадьбы, когда радость и восторги от этого события немного поутихли, Александра поняла, что это действительно был не просто самый счастливый день в ее жизни, а единственный день, когда она была наиболее важной персоной. И хотя она вовсе не стремилась быть центром внимания постоянно, эта мысль привела ее в легкую грусть. Все-таки жить с мыслью о том, что она больше уже никогда не станет единственным предметом восхищения всех окружающих людей, было как-то обидно…