Хорошие друзья, уютный дом, деньги, которые позволят путешествовать по всему миру, — этого ей будет вполне достаточно. И самое главное, никто не будет указывать, как ей жить. Да, независимость — именно то, что ей нужно…
— Скажите мне адрес, — попросил Доуэлл.
Все еще занятая своими мыслями Соренза с минуту соображала, о чем он говорит.
— Что?
— Куда вас везти?
Он мог искоса наблюдать за выражением ее лица, даже когда смотрел на дорогу, и заметил, как плотно сжались губы молодой женщины.
С того момента, как познакомился с этой дикаркой на вечеринке, Николас понял, что она принесет ему кучу неприятностей, и сейчас, увидев ее недовольство, улыбнулся. Он, как всегда, оказался прав. В удивительных серых глазах, в изящных движениях, в гибком стройном теле — во всем сквозила эта необъяснимая, очаровательная непокорность, вызывающая в нем умиление и уважение одновременно.
Она походила на пушистого взъерошенного котенка, который, стараясь защититься, забавно машет лапкой.
— Подбросьте меня до офиса, если вам нетрудно.
Эти серые глаза — сколько в них упрямства, подумал Николас. И почему они не зеленые, не голубые и не карие, как у большинства женщин, а именно серые?
— Я намерен отвезти вас домой, — заявил он.
— Мне надо закончить кое-какие дела.
— Дела подождут до завтра, а сегодня вам необходимо отдохнуть, — растягивая слова, произнес Доуэлл.
Почему она так запала ему в душу с того первого вечера? Он никогда не испытывал недостатка в женском обществе — от этой мысли его передернуло, — но что было такого особенного в этой женщине, если она показалась ему столь непохожей на других? А может, она ничем и не отличается от них, а просто разыгрывает перед ним роль? Как бы там ни было, ей удалось его заинтриговать.
Николас с раздражением провел рукой по волосам. Отношения между мужчиной и женщиной давно перестали быть для него загадкой: животная страсть — единственное, на чем они строятся, и отрицать это сейчас означало бы противоречить самому себе. Разум его отказывался признавать Сорензу исключением из правил, но внутренний голос упрямо твердил, что эта женщина уникальна и, кроме того, как ни парадоксально это звучит, одинока.
Доуэлл видел в зеркале, как Соренза, полная решимости ехать на работу, а не домой, морщась от боли, пробует шевелить загипсованной ногой. Тебе сейчас нужен горячий бульон, таблетка болеутоляющего и постель, теряя терпение, подумал он. Что за сумасшедшая!
— Так вы скажете мне адрес или мы будем кататься по Новому Орлеану до утра?
Последние слова Николаса прозвучали довольно резко, даже грубо, но он отнюдь не собирался извиняться. Упрямство Сорензы в конце концов разозлило его.