»… («Критика наших критиков», стр. 199).
Присмотритесь к этому примеру. Почему вообще возможно действие объекта — куба на субъект — цилиндр? Потому что они принадлежат к одному и тому же миру элементов — к геометрическим формам. Их элементы — одного и того же типа, пространственные и цветовые, в разных, конечно, комбинациях. Если бы «истинная природа» их была не одна и та же, — ну, напр., объект был куб, а субъект — мелодия, — то не было бы и действия «объекта» на «субъект», не было бы «тени». И что такое эта тень — представление в примере Бельтова-Спенсера? Опять-таки, комбинация тех же пространственных и цветовых элементов, из которых слагается и куб — объект, и цилиндр — субъект, а отнюдь, не иных, — например, температурных, элементов[2]. Оказывается, что «представление» (а у Бельтова это означает то же, что «опыт») не может быть ничем иным, как новой комбинацией таких же элементов, из каких слагаются «вещи в себе». И значит, «природа» этих «вещей» принципиально вполне установлена: это иные сочетания таких же элементов, как элементы опыта.
Кстати, замечу, что способ выражения, которым я здесь пользовался, излагая эти выводы, отнюдь не кажется мне удачным, и вообще не есть мой собственный, а навязан мне тем, что исходной точкой мне приходится брать чужие, критикуемые мною, идеи. Все эти «истинные природы», «вещи в себе» и прочие философские «материи» как нельзя более способны, в абстрактном применении, создавать путаницу и схоластическую атмосферу. Но — приходится толковать об них, раз для наших героев в них-то и заключается суть дела. И вот оказывается, что в пределах своих собственных посылок, они необходимо должны были бы прийти к эмпириомонистическому пониманию «вещей в себе», как действительного косвенного опыта, как мира элементов, если бы только могли — додумать свою мысль до конца.
Перехожу к вопросу о пространстве и времени. Что они такое? «Субъективные формы созерцания», — в согласии с Кантом, — отвечают Плеханов и Бельтов. — Но — не только субъективные формы.
«…Весь вопрос в том, не соответствуют ли этим формам сознания некоторые формы или отношения вещей. Материалисты, разумеется, не могут отвечать на этот вопрос иначе, как утвердительно…» И дальше Бельтов поясняет:
«…формы и отношения вещей в себе не могут быть таковы, какими они нами кажутся, т. е., какими они являются нам, будучи „переведены“ в нашей голове. Наши представления о формах и отношениях вещей не более, как иероглифы; но эти иероглифы точно обозначают эти формы и отношения, и этого достаточно, чтобы мы могли изучить действия на нас вещей в себе, и в свою очередь воздействовать на них»… («Критика наших критиков», стр. 234).