— Чего ты хочешь? — наконец выдавливает он.
— Денег.
— Сколько?
— Десять тысяч.
— Когда?
— Сегодня вечером.
— Где?
— Сити-молл.
— Я не могу рисковать, меня могут там увидеть. Может быть, в каком-нибудь более укромном месте?
— Например?
Я прекрасно представляю, какие мысли проносятся сейчас в его голове. Его быстрые ответы лишь подтверждают это. Он внезапно оказался внутри этой игры, про которую он говорил, что у него нет на нее времени. Он готовит мне ловушку, как в шахматах, но, как и в шахматах, я вижу, как он ее готовит. Я на полдюжины шагов опережаю этого парня. Никто не носит с собой наличными десять тысяч долларов, готовясь отдать их через полчаса.
Но у него прекрасная возможность уничтожить меня в принципе. Так как я выплеснул на него это все и сразу, у него не было возможности тщательно все обдумать. Он считает, что в данный момент прекрасно справляется. Потому что он умный. Потому что умнее меня. Но я-то готовился к этому весь день.
— Ты знаешь, где находится Мост-стикс? — спрашивает он.
— За дорогой на Редвуд, верно? — спрашиваю я. Я проехался там в прошлую ночь, когда взял с собой Уолта покататься на машине.
— Встречаемся в десять часов под мостом. И без штучек.
Я не юморист.
— Без штучек.
— Как я могу быть уверенным, что десять тысяч гарантируют твое молчание?
Хороший вопрос. Удивительно, что он его задал, учитывая, что он не может позволить себе заронить в меня подозрение, что он собирается меня убить. Опять же я весь день над этим думал.
— За десять тысяч я отдам и фотографии, и негативы тебя с проституткой в «Эверблю». Отдам негативы и фотографии, где ты выходишь из дома Даниэлы Уолкер в ночь ее смерти. И, сверх того, если бы мне нужно было больше, я бы попросил больше. Просто хочу иметь достаточно денег, чтобы убраться из города, пока полиция не успела напасть на след.
— Тогда в десять.
Он вешает трубку, не дождавшись ответа. Догадался, что я умнее, чем он подумал вначале, что я настолько умен, что у меня есть его фотографии с места преступления, и теперь он раздумывает, как это вообще возможно. Это займет у него некоторое время, а потом он поймет, что я вру. Смотрю на часы. У меня больше, чем три четверти часа, чтобы не появиться. Масса времени, чтобы не сделать определенные вещи.
Масса времени, чтобы не убить.
Я опускаю руку, чешу яичко через пластырь и вдруг понимаю, что неудобства мне доставляет не то яичко, которое осталось, а то, которого больше нет. Жжение исходит оттуда, где на кожу наложен шов. Я встаю и обыскиваю ванную в надежде найти что-нибудь, чем это можно будет помазать, и нахожу маленькую баночку с дезинфицирующим средством в аптечке. Снимаю пластырь — он цепляется за волосы, и я подавляю крик — и уже готов нанести мазь, когда на глаза мне попадается баночка с тальком, возможно, оставленная предыдущим постояльцем. К тому времени, как я заканчиваю, мое яичко выглядит так, будто его осыпали порошком для выявления отпечатков пальцев. Я меняю пластырь и залезаю в постель, надеясь расслабиться настолько, чтобы можно было заснуть. Кровать оказывается настолько удобной, что я начинаю раздумывать, нельзя ли ее как-нибудь украсть.