– Можете ничего не
говорить, – от всех переживаний и нервных потрясений Павел Степанович сошел с
лица, – я наперед знаю, кто что скажет, хоть я и не пророк, не прозорливец и не
оракул. Ты, Выкван, скажешь, что заранее предупреждал меня обо всем, убеждал,
так что пеняй, товарищ Смагин, на самого себя. Ты, Любаша, пропоешь свою старую
песенку: «На все воля Божия». А вот что скажешь ты, Вера – не знаю.
Вера ничего не
ответила – лишь сидела, низко опустив голову и обхватив ее руками.
– Конечно, молчать
– легче всего, – усмехнулся Смагин. – Дескать, повинную голову меч не сечет.
Это мне теперь отдуваться за все твои выходки. Мне! Как будто не ты, а я в тот
вечер наглотался какой-то дури, потом летел без ума по ночным улицам в обнимку
с очередным твоим ухажером… Кстати, удалось установить, где он, кто он?
– Кто он – можно
лишь предположить, но с высокой вероятностью, – ответил Выкван, понимая, что
вопрос обращен к нему. – Он из команды Лубянского, вернее, его людей. Удалось
установить, что последние два контакта с его мобильного телефона, незадолго до
того, как им удалось осуществить задуманное, связаны с помощником Ильи Гусмана,
который контролировал ход операции. Где он сейчас – известно доподлинно: в
Австрии, куда умчался якобы для лечения в специализированной клинике после
полученных в аварии увечий. Хотя увечий, как показала экспертиза, ровным счетом
никаких. Ни одной царапины, только пыль на брюках и туфлях. Немного осталась и
на рубашке, когда он сам покувыркался на асфальте. Если бы его выбросило от
столкновения – следы были куда заметнее.
– Еще удалось
установить, – он покосился на Веру, – что психотропный препарат в организм Веры
попал вместе с кофе, которым ее угостили в кафе «Пегас» минут за пятнадцать до
столкновения. Препарат начал действовать как раз к этому времени, поэтому Вера
ничего не может вспомнить…
– Она вспомнит, –
Смагин тоже косо взглянул на дочь, – все вспомнит, когда ей прямо в зале суда
после оглашения приговора накинут наручники и отвезут в места не столь отдаленные.
Там она все вспомнит, до мелочей! Только рядом не будет папы с мамой – лишь
зэчки, которые возьмутся за ее дальнейшее воспитание своими зэковскими
методами. Тогда, будем надеяться, восстановится все: и память, и совесть,
которые ты растеряла за родительскими плечами.
– Паша.., – Любовь
Петровна сделала робкую попытку успокоить мужа, на что тот взорвался еще
больше:
– Нет, не Паша! Не
Паша я теперь для всех вас! И даже не Павел Степанович, а отец убийцы, дерьмо
собачье! Вот кто я для вас! Откройте любую газету, включите этот проклятый
телевизор – и узнайте, кто я теперь, если до сих пор не знаете. Послушайте,
почитайте, какими словами клянут Смагина все, кому не лень. Наверное, включи
утюг – и оттуда тоже раздастся народный гнев в мой адрес. Не в твой, Верочка,
адрес, а в мой. Ты стала лишь приманкой. Да только я думал, что у тебя хватит
благоразумия помнить о родном отце, его авторитете, чести, коль свою разменяла
на коктейль в ночном клубе. Выходит, ошибся. А за ошибки всегда приходится
расплачиваться дорогой ценой.