– Хозяин, мы ведем
свое расследование. Не хуже милицейского. У нас свои каналы и свои методы.
– «Свои каналы и
свои методы», – с усмешкой повторил Смагин. – А про червей забыл? Черви-то у
вас тоже свои, особенные какие-то. А толку никакого – ни от червей, ни от
каналов, ни от методов. С такой репутацией мне теперь не в мэры идти, а в петлю
голову сунуть, а оттуда – червям на съедение. Не твоим «интеллектуалам», а
нашим трудягам, они все косточки на совесть обглодают.
– Паша, прекрати, –
вспыхнула Любовь Петровна, – без твоего черного юмора на душе тошно.
– Правда? –
повернулся к ней Смагин. – Что так? А почему не радостно? Ты же успокаивала,
убаюкивала меня, уверяла, что твой Господь услышит, не оставит нас, не допустит
ничего плохого? Иль не так? Как там ты молилась? Дай-ка вспомню: «Воззовет ко
Мне и услышу его», «Просите – и дано будет вам». И что? Почему не услышал?
Почему не дал? Аль молилась плохо?
Любовь Петровна без
всякой укоризны взглянула на мужа, понимая его состояние.
– Паша, можно и я
спрошу тебя? Почему ты не всегда спешил исполнять кое-какие желания своих
дочерей, да и мои тоже? Материальным достатком Бог нас не обидел, все дал по
трудам нашим, скупым ты тоже никогда не был, а пока они не повзрослели, не
спешил исполнять все дочкины просьбы.
– Потому что я их
родной отец, и мне виднее, что им полезно, а что нет.
– Почему же ты ропщешь
на Бога? Ведь мы – Его дети, и Ему виднее, что нам полезно, а что вредно.
Думаю, тебе бы не очень понравилось, если бы родные дети стали требовать у тебя
отчета за все действия и решения: почему, дескать, так, а не эдак.
Павел Степанович ни
чего не ответил.
– Скажи, Паша, ты
бы разрешил своим дочерям сделать что-то, если заранее знал, что это для них
опасно или просто вредно? Небось, надавал бы хорошенько по рукам?
– Конечно, надавал.
И не только по рукам. Что за глупые вопросы?
– Не глупые. Я
хочу, чтобы ты поверил Богу, Который лучше знает, что для нас полезно, что
вредно, а что вообще недопустимо. Если сказано, что ни одна волосинка не упадет
с нашей головы без воли Божьей, то как можно сомневаться в том, что Господь
оставил нас, бросил в беде? Ведь если ты не бросил в беде нашу Верочку, не
отвернулся от нее, почему думаешь, что мы брошены Богом?
– Люба, я уже не
способен ни к чему: ни думать, ни говорить, ни сражаться, – Смагин в совершенном
отчаянии снова обхватил свою голову. – Репортеры, черви, милиция,
пресс-конференции… Скорее бы все это кончилось, все эти мучения…