— Милый! — говорит Мэри, когда Пим снова занимает свое место хозяина во главе стола. — Магнус! Ты расстроен. В чем дело?
Пим качает головой, одновременно улыбаясь и плача. Он хватает бокал и поднимает его.
— За отсутствующих друзей, — провозглашает он. — За всех наших отсутствующих друзей. — И потом, только на ухо своей жене: — Просто один старый-старый агент, милочка, который умудрился разыскать меня и пожелал мне счастливого Рождества.
* * *
Можешь ты представить себе, Том, чтобы величайшая страна в мире оказалась слишком маленькой для одного сына и его отца? Однако именно так и случилось. То, что Рик устремлялся туда, где он мог использовать протекцию сына, было, я полагаю, лишь естественно, а после Берлина — и неизбежно. Для начала, как мне теперь известно, он отправился в Канаду, неразумно положившись на тесные связи внутри Содружества Наций. Канадцам он довольно быстро надоел, и, когда они пригрозили выслать его на родину, он внес небольшой аванс за «кадиллак» и двинулся на юг. В Чикаго, как показали мои расспросы, он уступил многочисленным заманчивым предложениям компаний, владевших недвижимостью, перебраться в новые районы на краю города и для начала три месяца пожить там бесплатно. Так полковник Хэнбери жил в Фарвью-Гарденс, а сэр Уильям Форсайт осчастливил Санлей-Корт, где он продлил свое пребывание, затеяв долгие переговоры о приобретении мансарды для своего дворецкого. Откуда каждый из них добывал наличность — навсегда останется тайной, хотя на заднем плане, несомненно, присутствовали благодарные милашки. Ключ к разгадке дает едкое письмо управляющих местного клуба при ипподроме, в котором сэру Уильяму сообщают, что его лошадей примут в конюшни, как только будет за них заплачено. До Пима лишь смутно долетали эти отдаленные громовые раскаты, а частые отсутствия из Вашингтона создавали у него ложное чувство защищенности. Но в Нью-Джерси произошло такое, что навсегда изменило Рика и сделало Пима с тех пор его единственным средством к существованию. Может быть, ветер Судного Дня одновременно подул на обоих? Рик в самом деле был болен? Или же он, как и Пим, лишь чувствовал надвигающееся возмездие? Рик, безусловно, считал, что он болен. Рик, безусловно, считал, что не может не быть больным:
«Я вынужден пользоваться крепкой палкой (двадцать девять долларов наличными) все время из-за Сердца и прочих более страшных Болезней, — писал он. — Мой доктор утаивает от меня Наихудшее и рекомендует Умеренную пищу (самую простую и только Шампанское, никакого Калифорнийского вина), которая способна Продлить это Жалкое существование и позволить мне Побороться еще несколько Месяцев, прежде чем меня Призовут».