«Сей благоверный
князь был с детства боголюбив, одеял бедных и убогих, воздерживался от пития и
похоти…»
Мономах глубоко
вдохнул, чувствуя, как мешает ему дышать засевший в горле комок.
За несколько месяцев
до смерти отца он уже знал, что тот не жилец на земле, и даже после того, как
Всеволод Ярославич умер у него на руках, он долго еще не мог поверить в то, что
его нет…
Рядом в момент похорон
стояли самые близкие ему люди: жена Гита, дети, Ратибор, Ставка…
Гита плакала.
Ратибор. как всегда, сурово молчал. А Ставка… Ставка наверняка изо всех сил
сдерживал себя, чтобы даже тут не продолжать уговаривать Мономаха удержать
власть отца, не уступая ее Святополку.
А как было не
уступать? Святополк, хоть всего на несколько лет родился раньше Мономаха, но
все же был старшим в роду. Оставить за собой стол отца, значило нарушить Закон,
преступить завет Ярослава, - покосился Мономах на мраморное надгробие своего
великого деда. И в его памяти возникли иные слова, звучавшие в этом Соборе:
«Он был отличаем
отцом своим князем Ярославом, возлюбившим его более прочих детей и повелевшим
положить сына рядом с собою…»
Нет, сделать так, как
предлагали тогда многие – означало восстановить против себя без малого всех
братьев. И, самое страшное, подняли бы головы князья-изгои, оставшиеся без
столов. Эти готовы на любое зло, чтобы всеми правдами и неправдами ухватить
хоть частицу власти.
И тогда превратилась
бы вся Русь в сплошную Нежатину Ниву.
А так – после
нескольких лет споров и войн, на Руси, пусть хрупкий, но мир и единство. Самое
время собрать ее в единый кулак, и…
Слезы на глазах
Мономаха мгновенно высохли. Радужный клубок снова распался на горящие свечи. И
он увидел стоявшую неподалеку сестру. Ту самую монашенку, с которой
разговаривал Ставр.
- Янка? – обрадовано
окликнул он и тут же поправился, вспомнив о ее монашеском чине: - Прости,
Анна!..
Сестра подошла и
степенно поклонилась брату.
Как князю.
Тот, помня, какой
непоседой была она в детстве, только подивился и сделал низкий поклон.
Как невесте
Христовой.
- Сообщили, что должен
приехать? – не зная, как и обнять-то ее теперь, смущенно шепнул Мономах.
- Да нет, сердцем
почуяла! – тихо отозвалась Анна.
- Что сразу не
подошла? – упрекнул ее князь.
- Не хотела тебе
мешать!
- Да чем же ты можешь
мне помешать, глупая?
- Как это чем? - не
поняла Анна. - С батюшкой поговорить, и вдоволь наплакаться.