И Феликс как-то сказал, что в Испании тоже воевал с советскими:
— Были у нас в отряде двое: командир Артуро и его переводчица Хозефа. И приезжал еще один, из Мадрида, — Ксанти.
— Ну, это вряд ли советские, — усомнился Алексей. — Совсем не русские имена.
— Русские, — настойчиво подтвердил испанец. — Знаю точно.
Новички пришлись, как говорится, ко двору. Скоро они стали своими в батальоне. Все было поровну — и еда, и табак, и опасности. Но частенько на коротких привалах русские собирались отдельно, вокруг баяниста Мишки, тоже в недавнем военнопленного, бежавшего из лагеря и перед «Авероном» повоевавшего в партизанском отряде. Михаил невесть откуда раздобыл новенький, инкрустированный перламутром аккордеон. Был он неимоверно тяжел, да еще в специальном чемодане с бронзовыми замками. Все по очереди таскали этот чемодан. Но зато теперь над французскими асфальтовыми и щебенчатыми дорогами, над виноградниками и садами плыли «Ямщик» или «Утес» — будто лежали вокруг российские снега и леса и чернела проталинами Волга... Это был только их мир, их, ни с кем не делимая тоска по Родине...
В феврале сорок пятого аккордеон замолк. Михаил не вернулся с задания: погиб около города Кольмар, у высоты Шульхт.
Солдаты прошли Вогезы. По дороге Алексей расспрашивал жителей: не видели, не слышали чего-нибудь о русском парне — невысокий такой, кареглазый, густые темные брови, если снова бороду отрастил — черная лопата...
Нет, не удалось напасть на след друга. А лагерь, из которого они прошлой весной совершили побег, увидел. Попросил у майора Марка увольнительную на день, отправился в Урбез.
Шел по дороге, серпантином спускавшейся с горы, а сердце билось аж в горле, ноги подкашивались. Как давно это было и как недавно: арестантские полосатые куртки, злые псы, каменное жерло вентиляционной трубы...
Площадка концлагеря... Изменилась: ни проволоки, ни сторожевых вышек, ни бараков. На месте строений — черные подпалины на щебенке. С краю — несколько братских могил. Тоннель в стороне зияет черным провалом. Стальные двери сорваны, лязгают под ветром.
Алексей сел на камень у того места, где был их барак.
«Вот оно как, Серега... Я пришел, живой и здоровый... А ты-то где?.. Ты-то жив?..»
Гудел ветер. Хлопала стальная дверь.
Уже в сумерках оставил он площадку, зашагал назад по дороге. Вот и окраина Урбеза. Маленькое кафе. Сел за столик.
Хозяин принес бутылку вина.
— Знаете вы что-нибудь о лагере у тоннеля?
— Как же! Здесь живу. А что интересует мсье?
— Я из того лагеря.
— Не может быть! — изумился хозяин. — Все там погибли: и пленные, и боши!