Освобождение животных (Сингер) - страница 81

«...имеется очень хорошее объяснение, почему мы причиняем им страдания, потребляя

их в пищу, поскольку нам нравится есть; мы делаем лучше для них и никогда не делаем

хуже. Они не имеют этого длинного затяжного периода предчувствия и ожидания

будущей нищеты и несчастий, который мы имеем. Они обычно страдают и умирают на

наших руках и всегда как можно быстрее и посредством способа, причиняющего

наименьшую боль, чем тот, который неизбежно ожидал бы их, находись они в

природных условиях».

Как бы тщательно не прорабатывались теоретические возможности малоболезненного

убийства, массовые убийства животных для питания не будут и никогда не были

малоболезненными. Когда Шопенгауэр и Бентам писали свои труды, забой животных

был еще более ужасающим делом, чем сегодня. Животных принуждали покрывать

большие расстояния пешим прогоном, направляясь на бойню погонщиками,

заинтересованными лишь в том, чтобы закончить перегон как можно скорее. Стадо

может провести в пути два или три дня, пока попадет на забойный двор, находясь это

время без пищи и, возможно, без воды; затем они будут зарезаны варварскими

методами без каких либо форм предварительного оглушения. Несмотря на

патетические слова Бентама, они после пережидания в загоне войдут в забойный двор и

ощутят обонянием запах крови их товарищей.

Вильям Пэли, так же, как и Дарвин, придерживался по отношению к животным

нравственной позиции ранних поколений, хотя он и снес интеллектуальные

фундаменты этих позиций. Он продолжал обедать мясом тех самых существ, которые,

как он говорил, были наделены талантами и способностями любви, памяти,

любознательности и симпатии друг к другу. И он отказался подписать петицию,

обращенную RSPCA (Королевское общество по предотвращению жестокого обращения

с животными) в прессу о законодательном контроле над экспериментами на животных.

Его последователи сошли с избранного ими пути, заявив, что хотя человек и является

частью природы и происходит от животных, это не дает оснований для пересмотра и

изменения его статуса. Отвечая на обвинение, что идеи Дарвина подрывают

достоинство человека, наибольший защитник Дарвина Томас Гексли сказал: «Нет

никого более убежденного, чем я, что громадная пропасть между цивилизованным

человеком и животными... наша почтительность и благодарность за благородство

человечества не будет уменьшаться от знания того, что человек по своему составу и