— Я раньше не замечала, — сказала она. — Охранники вооружены.
— О, разумеется, — спокойно сказал он.
Марк подвел ее к картине Эль Греко, изображающей Толедо, и сел перед ней.
— Я прихожу и смотрю на нее, — сказал он, — всякий раз, когда начинаю забывать, как можно изображать на холсте зеленые и синие цвета.
Своими манерами и резкостью движений напрочь он не походил на Десмонда, но все же заставил Мору вспомнить именно отца. Между ними существовало некое единство в том, как они смотрели на картину, Марк не рассматривал ее с симпатией, как старую знакомую, но словно видел в первый раз.
Она все еще обладала для него той же силой, вызывающей восхищение и преклонение. Ей стало интересно, вызвала бы картина такие же чувства у Десмонда?
Наконец, он повернулся к ней:
— Теперь выкладывайте прямо.
— Насчет приезда сюда?
— Конечно.
— Здесь?
— Почему бы и нет? Тут удобнее и тише, чем в других местах… Никто не приходит смотреть на картины днем по понедельникам. Кроме того, когда вы устанете говорить, то можете посмотреть на Эль Греко.
Она сделала руками жест недоумения:
— С чего мне начать?
— Это на ваше усмотрение… Что было самым важным после Джонни?
— Мой отец.
— Ну, так и начинайте с него, минуя то, что я уже знаю.
— Отец был бедняком.
— Это мне известно.
Она сняла перчатку и начала теребить ее в руках:
— Он поступил в Тринити-колледж, зная только то, что вычитал из книг. Мне трудно представить, какие перемены произошли в нем за годы учебы, потому что он был невеждой во многом, что любит теперь. Он обнаружил в себе — или это сделал кто-то другой — замечательный музыкальный талант. Моя мать, конечно, научила его разбираться в живописи. Или начала… Она умерла очень молодой, вы же знаете. Во всяком случае, мой отец умел превзойти любого в учебе, если был заинтересован.
— Ваша мать умерла… Что потом?
— Я мало помню о ранних годах, за исключением того, что отец делал с нами все, что хотел. Многие, должно быть, считали нас невыносимыми, а его — дураком.
— Университет и военное время?
— Кембридж… Я разлучалась с ним ненадолго. Он обычно брал нас с собой за границу. Большую часть времени мы рассматривали картины, останавливались в фешенебельных отелях. Он никогда не хотел пользоваться простыми или дешевыми вещами, потому что презирал все, что напоминало ему прежнюю жизнь до Тринити-колледжа. Я никогда не встречала никого из его братьев, а когда его племянницы и племянники приезжали в Лондон, отец приглашал их к чаю, если не было никаких других гостей.
— Сноб?
— Да… Своеобразный. У моей матери были средства, а отец весьма преуспевал. Неудивительно, что он вел себя подобным образом.