Зайцев мысленно смахнул пот со лба, вздохнул освобожденно, одернул на себе гражданский пиджачок и направился… Да, совершенно правильно вы подумали – направился Зайцев в Елисеевский магазин, единственное в Москве место, где можно купить неподдельную водку и съедобную колбасу. Следователь справедливо рассудил, что его лучший друг и соратник бомжара Ваня вполне заслужил и то и другое.
Но не было в походке Зайцева прежней порывистости, и во взгляде его не чувствовалось остроты и непримиримости, не было жажды обличать и уличать. Был Зайцев тих и как бы даже смиренен. А чего шуметь и сверкать очами? Не надо. Всему свои сроки. Сидя в бесконечных своих президиумах, Зайцев снова и снова тасовал слова, взгляды, поступки всех своих подследственных и не находил, не находил, ребята, ни единой зацепки, которая позволила бомжаре раскрыть преступление так неожиданно и, можно сказать, блестяще.
– Здравствуй, Ваня, – сказал он негромко еще из коридора, предварительно постучав и приоткрыв дверь в комнату. – Ты дома?
– А, капитан! – радостно воскликнул Ваня, сбросив ноги с кровати на пол и вскинув правую руку вверх и чуть в сторону, как это делали в веселых застольях древнегреческие боги – если верить их мраморным и бронзовым изображениям, сохранившимся до наших безбожных и бестолковых дней. – У нас тут в конце коридора Ленинская комната, а там телевизор… И вот смотрю я, как министр пожимает твою мужественную руку, слушаю твои вдумчивые слова и радуюсь – как же мне повезло в жизни, которая свела меня со столь большим человеком!
– Ладно, Ваня, ладно… Проехали. Меня судьба тоже кое с кем свела… Не будем считаться… Значит, так… Водка финская, на клюкве, между прочим… Рыба норвежская, красная, буженина нашенская, но по вкусовым своим качествам не уступает ни водке, ни рыбе…
– Никак премию получил? – спросил Ваня.
– Получил. Вот она, на столе.
– Всю спустил?! – ужаснулся бомжара.
– Ваня! – торжественно произнес Зайцев. – У меня никогда не будет возможности потратить ее более достойно.
– Как ты красиво сказал, капитан! – потрясенно произнес Ваня. – Мне так никогда не суметь.
– И не надо тебе, Ваня, к этому стремиться… Наливай.
Ваня взял бутылку, взвесил ее на руке и, как профессионал, все сразу понял и оценил. И ее литровую тяжесть, и хрустальный блеск стекла, и цвет – не ядовитую красноту химического красителя, а глухой, мягкий, зовущий цвет северной ягоды клюквы.
– Вот и до такой водки я дожил, – пробормотал Ваня каким-то смазанным голосом и разлил водку по стаканам. Хорошо разлил, достойно, грамм этак по сто.