Пембертон долго смотрел на стоявшую перед ним чашку кофе, прежде чем поднять глаза.
— Вчера я обедал с одним пилотом. Познакомился с ним через Алекса. Это Дуглас Питт.
Макс никогда не слышал о Питте — ребята с гидропланов, находящихся в бухте Калафрана, держались особняком от других пилотов. Они постоянно были в полетах, покрывая две тысячи миль между Александрией и Гибралтаром по ту сторону Средиземного моря, с остановкой на Мальте — одиноком аванпосту союзников во враждебном море, которое контролировали нацисты.
— К этому придется привыкнуть.
Взгляд Пембертона остановился на Максе, требуя объяснений.
— Послушайте, я бы соврал, сказав, что сегодня потери относительно невелики. Люди… ну, сегодня они здесь, а назавтра их уже нет.
Когда Пембертон заговорил, в его голосе слышалась легкая нотка раздражения.
— Это не значит, что мы должны забывать их.
На самом деле так и есть, подумал Макс. Если вы все время будете думать о тех, с кем общались, то не сможете действовать. За первый год он написал четыре искренних письма семьям троих мужчин и одной женщины, которых хорошо знал. За минувший год он больше не написал ни одного такого письма.
— Да, ты, конечно, прав.
Пембертону придется искать свой собственный путь, предполагая, что он проживет достаточно долго, чтобы проложить его.
— Так вот, скажи мне, что ты знаешь о Мальте?
— Я знаю о Вере, Надежде и Любви.
— Все знают о Вере, Надежде и Любви; газеты у нас дома окружают славой в народном сознании имена трех Глостерских гладиаторов. Смысл этой истории в том, что отчаянию и бедствиям противопоставляется отвага, и читатели в своих домах возвращаются памятью к лету 1940 года. Когда Гитлер легко прошелся по Северной Европе, словно это была игровая площадка у его дома, маленький островок в Средиземном море с тремя устаревшими бипланами отважно выступил против всей мощи итальянской региа аэронавтика, а самолеты пилотировали летчики, едва научившиеся летать.
Вот так и рождается миф. Надо только немного помочь ему.
— На самом деле их было шестеро.
— Шестеро?
— Да, Глостерских гладиаторов было шестеро. И еще группа в резерве.
Пембертон нахмурился:
— Я не понимаю.
— В небе одновременно никогда не находилось больше трех самолетов, остальные были непригодны.
Эти имена были вычеканены, а затем тихо стерты предшественником Макса, и потом поддерживались только горячим католицизмом мальтийцев.
— Это часть того, что мы делаем в информационном отделе.
— Это не те слова, которые нам хотелось бы употреблять. Я говорил вам, что вы совершенно независимы.
— Ну да. Как бы не так.