Что я могла сказать? Когда на пол по очереди попАдали и Крупская, и красавец, мы с Максимом молча переглянулись, словно по команде, перетащили всех троих в комнату, рассадили по креслам и диванам.
Я предложила чаю.
– Какой чай в такую ночь? – возмущенно проговорила Крупская. – Только водка!
– Что за ночь? – тихо поинтересовалась я у Светки.
Она поглядела на меня своими огромными глазами:
– Ну ты даешь… Это же наша история.
– Это я уже слышала.
– Слышала, да не поняла! – Светка вытянула вперед руку и указала на даму, которая бесцеремонно развалилась в кресле. Даже не развалилась, а расплылась по нему, напоминая старинный разноцветный коврик. – Это же Роза Рогова! Художница века! Как же ты не знаешь?
– Рогова? – отозвался Максим. – Я знаком с вашей живописью. Насколько я помню, вы предпочитаете обнаженную женскую натуру?
– Предпочитаю, – Рогова извлекла из рукава блузки веер, манерно раскрыла его и стала обмахиваться, прикрыв глаза.
Я промолчала. Почему-то в этот «особенный» вечер мне не очень хотелось говорить. Да и с творчеством Розы Роговой я знакома, к стыду своему, не была. Может, из-за того, что меня, в отличие от Максима, больше интересовала мужская натура.
Я перевела взгляд на блондина. Он сидел на поручне кресла, в котором все больше и больше расплывалась художница века, раскачивался и смотрел в неопределенном направлении. Он был, несомненно, очень молод. Моложе меня. Лет двадцать, не больше. Несовершеннолетний, в американском понятии, человек. А в нашем понятии? В нашем – без понятия. Тьфу ты, черт. Хотелось спать. И в голову лезли пустые мысли.
Светка перехватила мой взгляд, тоже посмотрела на юношу.
– А это – Евгений Онегин, – она многозначительно кивнула нам с Максимом и добавила. – В образе.
Молодой человек интуитивно поднялся с поручня и поклонился.
– Он тоже – наша история? – спросила я.
Рогова открыла глаза.
– Вы что же, голубушка, с творчеством Пушкина не знакомы?
– Ладно, отвянь от нее, Роза, – заступилась за меня Котельникова. – Она, думаю, читала не меньше нашего. Драматург она. Начинающий, но подающий успехи.
– И что же, издавались? – поинтересовалась художница.
– Ставилась. В Молодежном театре, – спокойно ответила я. – «Молчание Праги» – вы не слышали? В прошлом сезоне.
– В прошлом сезоне мы с Онегиным жили в Праге. А вот о Молодежном театре я даже и не слышала. Это что-то из нового? Абсурдизм какой-нибудь? Терпеть не могу. – она снова прикрыла глаза. – Онегин, иди за водкой.
– Не хочу, – вальяжно проговорил красавец. – Роза, я устал. Поехали к тебе, в тряпочки зароемся…