В беседах с гостем чекисты, стараясь выявить его связи в окрестных селах и в Люблине, узнали о том, что свояк учителя работает капелланом в том самом филиале люблинской тюрьмы, который их интересовал в последние дни.
Так у чекистов возникла возможность привлечь своего нового друга для перепроверки сообщения портного Ковальчика.
Было важно прощупать, кто из эсэсовцев или работников гестапо «заворачивает» делами в тюрьме и что происходит в последние дни в филиале. Попросили учителя съездить в Люблин посмотреть, как живет там свояк, какие там новости. Учитель согласился и отправился в Люблин.
Результаты превзошли наши ожидания.
«Опекал» тюрьму штурмбаннфюрер Вернер Функ, тот самый — знакомый по Брянским лесам!
Учитель подтвердил, что, по словам свояка, Функ в последние дни «из тюрьмы не вылезает», вызывает на допрос заключенных и, что бросается всем в глаза, только отпетых бандитов.
— Следует ожидать гостей! — заключил майор Синцов. — Ну что же, устроим им хороший прием!
Чекисты предупредили командование, проинструктировали своих оперативных работников, а гости… не заставили себя ждать.
Был ясный зимний солнечный день, когда майору Синцову, находившемуся в штабе вместе с дежурным по гарнизону комбатом Степаном Ефремовым, доставили записку командира батальона Грищенко. Он писал:
«Препровождаю задержанного нашими бойцами подозрительного человека. Говорит, что бежал из Люблина, из тюрьмы, и, узнав о том, что в этих местах действуют советские партизаны, решил присоединиться к ним, чтобы бороться за родную Польшу, против фашистов».
— Доставить задержанного сюда! — приказал связному Синцов. И, обратившись к Ефремову, попросил позвать в штаб переводчика Андрейку — украинского мальчика из Польши, на глазах у которого гитлеровцы вырезали его семью. Чудом ему удалось спастись, он долго скитался в лесу, встретился с партизанами и теперь стал приемным сыном у коменданта Ивана Коржа. Временами Андрейка помогал партизанам — он владел польским языком.
Ввели задержанного. Это был сутуловатый мужчина среднего роста, лет тридцати пяти — сорока, лысый, с угрюмым выражением на чуть рябоватом грязном лице. Одет задержанный был бедно. Внешне он держался спокойно, только чересчур уж часто опускал глаза.
— За что сидели в тюрьме? — спросил Синцов.
— Увел двух коней из-под Белгорая.
— Конокрад! — Синцов и Ефремов переглянулись.
«Обычные кадры гестапо», — мелькнула у обоих одна и та же мысль.
Задержанный взялся рукой за голову.
— Что с вами? Вам нездоровится? — спросил Ефремов.
— Он говорит, — перевел Андрейка, — что очень голоден… двое суток во рту маковой росинки не было… устал… еле живой…