Когда ходики показали десять минут второго, Николай Андреевич решительно встал из-за стола и подошел к двери, ведущей в комнату. Сперва постучал, а потом осторожно позвал вполголоса:
— Матвеевна, ты спишь, а?
Прислушавшись, старик произнес с некоторым успокоением:
— Вроде дышит. Ну ладно, еще малость подождем. Через полчаса еще заглянем.
— Так ведь она так может и до утра проспать? — заметил учитель. — А потом скажет, мол, не нашла я ребят ваших…
— Нет, Гена, — уверенно сказал Николай Андреевич, — если она их не выведет оттуда, то и сама не вернется.
Геннадия Петровича аж передернуло от такого ответа. Но, с другой стороны, сейчас и впрямь одна надежда на чудо. Где ребят искать? Может, все же мальчишкам повезет, если отцы нагонят их по дороге к заброшенному карьеру. Уж не взять ли лыжи да махнуть в ту сторону?
Прошло около получаса. Николай Андреевич вновь поднялся с места, приоткрыл дверь и прислушался.
— Глуховат я что-то… — сказал старик мрачно. — Подойди, послушай молодыми ушами.
Геннадий Петрович подошел. Он пока на слух не жаловался, но тоже не расслышал дыхания.
— Надо поближе подойти, — пробормотал он, а в голове уже вихрем носились мысли. А что, если и вправду с бабкой случилось что-то? Ведь бывает в таком возрасте, что люди засыпают и не просыпаются… И что тогда сказать отцам Тягунова и Мышкина?! Не поверят они, что Серафима Матвеевна действительно искала их детей. Тем более что и сам Геннадий Петрович в это не очень верил.
Когда Николай Андреевич включил в комнате свет, то Серафима Петровна даже не пошевелилась. И лицо у нее было очень бледное. Учителю даже показалось, будто оно желтоватый оттенок приобрело, как у покойницы.
— Может, надо врача вызвать? — Геннадий Петрович произнес это шепотом, хотя, наверное, сейчас надо было, наоборот, погромче говорить.
Николай Андреевич ничего на это не ответил. Он взял Серафиму Матвеевну за запястье и долго держал, определяя, есть пульс или нет.
— Тюкает, кажется, — пробормотал старик, — только очень редко. Раза два в минуту… Я слыхивал, как это по-медицински называется, только забыл.
Он решительно потряс Матвеевну за плечо.
— Проснись!
Тут синеватые губы старухи неожиданно шевельнулись, и она, не открывая глаз, отчетливо произнесла каким-то неживым, потусторонним голосом:
— Ребята не пришли еще?
— Н-нет, — пробормотал Николай Андреевич, — а что, должны прийти?!
— Должны. Передай тому, что побольше, пусть при всех прощения у друга попросит. Иначе мне не выйти отсюда.
— А за что он прощения просить должен? — спросил Геннадий Петрович.