Не кончать же и Гале вместе с матерью жить? А как?..
Варвара Фоминична, поняв Майю ( они тут все научились друг друга без слов понимать), в свой черед пояснила, что не то ее возмущает, что две недели всего, а то, что голова у этой дурехи не в ту сторону работает...
А мать слушала ее (или не слушала, только любовалась), и лицо у нее было светлое и беспечальное. Не поняла она еще до конца своей беды. Что-то, впрочем, поняла – вчера вечером вдруг разрыдалась навзрыд и на парализованную, неподвижную руку показывала. Никак не могли ее успокоить, только таблетками заглушили. И все же полного отчета дать себе не может. Верит, когда ее утешают (всяк, кому не лень): поправитесь, на работу еще пойдете, только болезнь эта долгая, надо набраться терпения... Тамара Георгиевна покладисто выражает готовность набраться.
Дочка исчерпала запас новостей и не знает, что еще говорить.
– Вы бы яблоки помыли, – советует Алевтина Васильевна. – Два-три оставьте, остальные можно в холодильник положить. Фамилию напишите.
Галя с недоумением оборачивается к ней. Вроде спрашивает: разве тут еще кто-нибудь, кроме нас, есть? Даже любопытно. Все, кто оказался в палате с ее матерью, были, похоже, для нее не больше чем мебель – кровати и тумбочки, пусть и говорили что-то, а она волей-неволей их слышала. И не то что на одно лицо – вовсе без лиц. Сейчас пришлось оглядеться. Не нравится ей, что с советами лезут, но вежливо интересуется:
– А где у вас холодильник? – Словно подчеркнула: «у вас». Одно – «у меня», а другое – «у вас», я тут случайно рядом с вами, вынужденно, временно, вы меня с собой не путайте, моя бы воля, знать бы вас не знала.
Точно как Майя, когда сюда угодила. Как давно это было; теперь кажется – странно, что могло так быть. Теперь сама стала для кого-то чужой, ненужной, глаза бы Галины на нее не глядели. Как и на двух других.
Галя на какую-нибудь секунду отвлеклась от матери, а та о чем-то сразу забеспокоилась, заерзала на кровати. Хочет что-то попросить? Или спросить?.. На дверь показывает.
– Доктора позвать? – Галя делает движение идти, мать ухватывает ее за что попало: не надо, значит, никуда ходить.
– Принести что-нибудь? Опять нет.
Тамара Георгиевна нервничает, мычит, Гале передается нервозность.
– Ну что ты, наконец, хочешь?!
– Судно ей, может быть? – Маловато у этой Гали терпения!..
Снова не угадали.
– Вы спросить о чем-то хотите? – подходит поближе Алевтина Васильевна.
Да, оказывается, о чем-то хочет спросить. О чем?
– О муже?
Как сразу не сообразили? Всем сразу полегчало, а Галя – опять же, до чего бестолковая (написано на лице Варвары Фоминичны)! – о чем только не болтала, про отца рассказать забыла, успокаивает мать: