— Нет. Усилить — примитив. Эмоциям только дай подпитку, энергию, и они усилятся сами. Управлять. Не только вызывать, но и прогонять.
— Что-то не верится в божий самоконтроль. Те, кого я видела до вас, Салдах, им не отличались.
— Это такой парадокс: боги деградируют. Как ни странно, многие люди уравновешеннее богов.
— Все боги?
— Нет. Конечно, нет. Только те, кто останавливается, получив эту власть и эти возможности. В какой-то момент они кажутся достаточными и даже избыточными.
— А разве можно идти еще дальше?!
— Конечно! Но тех, кто ушел дальше, ты не увидишь. Им нет дела до этого мира.
— А где они?
— Не знаю. Туда никто не заглядывал, оттуда никто не возвращался.
— Может, просто умерли?
Салдах рассмеялся, и это был ответ. Он верил. Надо же. Боги тоже хотят верить в лучшее, пренебрегая отсутствием доказательств. Они — просто продолжение людей.
Салдах предложил погостить в его доме, и я согласилась. Здесь было спокойно. Бог словно нуждался в объекте для заботы и умиления, как в домашнем зверьке, которым я для него и стала. И мне нравилось ощущать себя кем-то вроде кошки: по правилам этой игры, я могла когда угодно прийти, посидеть на окне, поговорить с хозяином (не меня, а дома!), принять его ласковое внимание и уйти, когда заблагорассудится. В ту первую встречу это показалось мне заманчивым, забавным и нисколько не унизительным, ведь его превосходство не взывало сомнений. И я… пожалуй, нуждалась именно в таком отношении — в ком-то сильном и ни на что не претендующем, кому приятно просто смотреть на меня и греть улыбкой. Мысль о том, что я могу вернуться сюда без приглашения, всего лишь появившись на пороге и вопросительно мурлыкнув, вызвала у меня приступ радости.
Бог Салдах устроил себе жилище в вечной ночи, среди снежной пустыни, под огромным небом с яркими звездами и цветными сияниями. Там его круглая башня со шпилем казалась вершиной мира, и более уютное место, наверное, трудно вообразить. Просторные уровни каменной башни были наполнены чем-то кроме воздуха, чем-то еле заметным, чуть поблескивающим, колышущимся, едва различимо, но очень мелодично звенящим. Наверное, из этого, сгустив и уплотнив одним движением руки, хозяин создал мягкое кресло, самое удобное из возможных — мое.
Сколько в башне уровней — так и осталось загадкой, которую не хотелось разгадывать. Поднимаясь или спускаясь по лестницам из двадцати двух степеней, на каждом следующем я находила свое кресло и ото всюду могла позвать Салдаха, который появлялся сразу, если не был занят.
На каждом уровне были окна, одно или несколько. Без всяких стекол, конечно — богу не пристало опасаться холода или ветра, без штор и ставней. По привычке я села на широкий подоконник, желая всего-навсего разглядеть возникшее вдалеке полярное сияние.