— Да.
Если это означает, что она почистит зубы и что-нибудь попьет, то она может попробовать даже станцевать.
С его помощью она поднималась медленно и осторожно, но все вокруг все равно кружилось и расплывалось.
Гидеон крепче обхватил ее за талию, когда Уиннифред покачнулась.
— Тише.
— Нет, нет, все хорошо. — Ноги ее были слабыми, но устойчивыми, головокружение уже проходило. — Можете отпустить меня.
Он вглядывался в нее, между бровей залегла морщинка.
— Вы уверены?
Уиннифред кивнула, и он медленно отпустил ее, держа руку в нескольких дюймах от талии. Видя, что Фредди не собирается падать, он осторожно отступил на шаг. Теперь, когда Гидеон больше не загораживал ей видимость, она заметила, что на земле расстелено одеяло, а сверху разложена всякая еда.
— Что это?
— Пикник своего рода. У нас тут хлеб, сыр, яблоки и разбавленное пиво.
— Но остальные… — начала Уиннифред.
— Тоже подкрепляются на свежем воздухе, только у них еще и сдоба. Полагаю, вы к ней пока не готовы?
— Нет, благодарю.
— Так я и думал.
Он обошел ее и поднял с земли свое пальто. Так вот что он подкладывал ей под голову вместо подушки, размышляла Уиннифред. Значит, его запах все- таки ей не почудился.
Со слабой улыбкой она отошла в сторонку, чтобы почистить зубы. Ощущение было просто божественным, и, присаживаясь к Гидеону на одеяло, она чувствовала себя уже значительно лучше.
— Начните с хлеба, — предложил Гидеон и, отломив маленький кусочек, подал ей.
— Не знаю, смогу ли я.
Это была не совсем правда. Она не сомневалась, что сможет есть. По сути дела, она вдруг ужасно проголодалась. Вот только совсем не была уверена, что еда останется в ней.
— Ну, всего один маленький кусочек.
Она попробовала и удивилась, обнаружив, что это еще немного помогло успокоить желудок. Осмелев, она снова потянулась за хлебом и кусочком сыра.
— Не так быстро, — предупредил Гидеон. — И не слишком много.
Она откусила немножко и промычала:
— М-м. Это же просто амброзия.
— Очень рад это слышать.
Какие-то странные нотки в его голосе заставили ее поднять голову. Он выглядел не просто довольным.
— Вы… смеетесь?
— Разумеется, нет.
Он поднес кулак ко рту, чтобы откашляться, но Уиннифред все же заметила улыбку.
— Смеетесь, — обвинила она. Оскорбленная и немножко обиженная, она отложила еду. — Почему, черт побери, вы смеетесь?
— Я счастлив видеть, что вам лучше.
— Ну, знаете! Я, может, серьезно больна, а вы…
— Уиннифред, — сказал он с улыбкой, — вас укачивает.
Если б он сказал ей, что она царица Савская, то и тогда Уиннифред не была бы так потрясена. Она уставилась на него, разинув рот, потеряв дар речи.