– Опоздаешь в аэропорт…
– Что уже пора? – удивился Нариман.
Салима кивнула головой, и, еще раз шмыгнув носом, тихонько добавила:
– Я лучше завтрак тебе приготовлю, Нариман…
Нариман никому не разрешил ехать в аэропорт. Дети повисли на нем в коридоре, щебеча, как птенцы:
– Ата! Ата! [3]
Расцеловав каждого, Нариман осторожно стряхнул их по одному на пол. Обнял Мамеда. Салима подошла последней и стыдливо поцеловала его. Нариман обнял жену и шепнул:
– Береги себя и детей.
Салима всхлипнула. Нариман быстро повернулся и вышел из дома, волоча за собой старый черный чемодан. В пролетке его догнал Мамед и ловко отобрал чемодан. Внизу уже ждало такси. Мамед впихнул чемодан в багажник и еще раз обнял отца. Нариман поднял голову наверх. За закрытыми окнами застекленного балкона торчали головенки отчаянно размахивающих руками детишек. Салима не разрешила им открыть окна, чтобы на шум не повыскакивали соседи, и стояла рядом, слегка приподняв Мединку и следя за тем, чтобы никто не потянулся к оконной задвижке. Нариман махнул на прощание рукой.
* * *
Трехзвездочный отель «Галилео» находился неподалеку от центрального вокзала «Термини». Поднявшись в номер, Нариман остановился у входа, не решаясь войти в сумрачную комнату. «Как будто здесь кто-то умер… – подумал он, но тут же одернул себя. – Ты в Риме, Нариман, в Риме!» Он вошел в номер и включил свет. Две старые кровати с покрывалами бордового цвета были поставлены поперек комнаты, напротив прислонился к стене почерневший от времени деревянный шкаф. Окна были закрыты гардинами такого же цвета, что и покрывала на кровати. Маленький столик с креслом был втиснут в угол, справа перед окном на тумбочке стоял телевизор.
Оглядевшись, Нариман затащил свой черный чемодан в номер и закрыл за собой дверь. Бросив папку с бумагами на кровать, прошел к маленькому столику и увидел сразу за шкафом дверь в ванную комнату. Заглянув в ванную, он нашел выключатель и механически вымыл руки, слегка обрызгав рукава пальто. Все также не снимая пальто, прошел к окну и попробовал раздвинуть занавеси. С третьего раза ему удалось заставить сдвинуться в сторону тяжелую материю, из под которой выглянула балконная дверь. Открыв ее, он ступил на крошечный балкончик, на котором как раз поместились две ноги. Оглядев небольшой почти квадратной формы дворик с развешанным бельем на балконах, он даже зажмурился от удовольствия. Типичный итальянский дворик, хитроумно спрятанный почти в центре Рима, поднял ему настроение. Он шагнул в комнату, оставив открытой балконную дверь, снял пальто и повесил его в мрачный шкаф. Выключил свет, но подумав о том, что хотя бы здесь можно не экономить, опять щелкнул выключателем. Подошел к небольшому телевизору. Просмотрев три имеющихся канала с плавающими полосками и непрерывной речью, выключил. Поежился. Открыл чемодан, положив его на соседнюю кровать, нашел шарф, обмотал вокруг шеи и тут же размотал. Бросив шарф на кровать, достал из черной папки бумаги и прошел к балкону. Закрыв дверь, сел за столик. Придвинул кресло, включил настольную лампу и начал просматривать документы. Наткнулся на программу, отправленную факсом итальянскими коллегами. Покрутил ее в руках, думая о том, что он, написавший так много об этрусской культуре, сможет теперь своими глазами увидеть находящиеся в предместьях Рима некрополи и руины важнейших этрусских городов. Погладил пальцем пункт, под которым стояло посещение Этрусского музея.