Широкая улица пустынна. Высокие избы прячутся за глухими заборами. Земля разбухла, ослабла, раскиселилась. Серой парусиной повисло небо. Рыжая, примятая трава ершится на пригорках. Ни любопытных лиц, ни любопытных встреч. Отцвели над трубами утренние дымки. Висит над зеленобурым далеким лесом лиловое солнце. За избами — обрыв. Металлом мерцает река. На противоположном берегу десятки домов взбираются вверх, к солнцу. Среди тесовых серых и соломенных желтых крыш нет-нет да и мелькнет красная — железная. На том берегу село Лихари, здесь — Амурское.
* * *
В Амурское меня привели цифры. В селе 260 дворов. Задание по хлебозаготовкам 2 834 тонны. Задание выполняется скверно. До сих пор выполнено лишь 49 процентов.
В самом большом округе района с 13 885 хозяйствами, с почти стотысячным населением, Амурское отстает наиболее позорно.
* * *
Отдавшись на волю ямщика, я, наконец, очутился за дощатым забором, перед резным затейливым крыльцом.
Навстречу мне вышел худощавый хозяин, в черном, застегнутом доверху кителе, с аккуратно подстриженной «а-ля-мужик» бородкой. Он перемигнулся с ямщиком, поздоровался со мною и сразу осунулся, пригорюнился, притих. Минутой позднее спустился с крыльца во двор человек потолще, поосанистее, но победнее одетый.
— Овсеца привезешь? — весело обратился ямщик к хозяину.
Тот глазами украдкой показал на меня.
Ямщик его успокоил:
— Свой человек. Давно знаком: не перед кем таиться.
Хозяин еще раз пытливо взглянул на меня и как будто успокоился.
— Вывозить трудно, — ответил он ямщику. — Поймать могут.
— Ловчей будь!
Ямщик свистнул.
Хозяин и толстый человек подступили ко мне.
— Вот вы из города?.. Нас замучили здесь.
— Шагу не шагни… Давай да давай хлеб… а себе что?
— С трудом воз свезешь.
— Уполномоченный лют.
— Лют!
— Не приведи бог!
— Изуверствует.
— Бьет! Всю деревню бьет. На-днях Трофиму Павлычу наганом во лбу дырку до кости провертел — пугал все. Хлеба требовал.
— Бьет, шибко бьет! Дуняшке Тереховой глаз выбил. Пугал все. Хлеба требовал.
— Видеть его народ не может. Он не то что хлеба, мужиков найти подчас не может. Прячутся от него.
— Видеть его страшно…
Позади деревни, на самом высоком бугре, в новом белом доме остановился уполномоченный Рябовских.
Прямо, по пустым огородам, перескакивая через перегородки из длинных жердей, добираюсь до уполномоченного.
Стучу в дверь. Вторит маленькая неистовая собачонка.
В избе чисто и светло. На окнах бледнозеленая, покрытая розовыми каплями цветов герань. На широкой двуспальной кровати беспорядочной грудой навалены подушки и перины. Белый деревянный пол застлан пестрыми домотканными «дорожками». Сияет выбеленная печь.
