Заговор патриотов

И где был хор? где был орган? все рушилось сверху, с небес разверзшихся, пронзенных рыбьей костью соборного шпиля, притянувшего, как громоотвод, все громы и молнии гнева Господня в самой страшной части всех реквиемов, когда-либо исторгнутых на людей свыше.

Dies irae.

День гнева.

И не имело значения, кто вывел на нотных линейках эти грозные знаки неминуемого возмездия, чьи руки упали на клавиатуру органа, кто взмахнул дирижерской палочкой перед хором.

Все это было лишь средство — проводник, случайно избранный энергией грозового разряда, чтобы обрушиться на людские души, сорвать коросту обыденности, как засохший бинт с гноящейся раны, приуготовить к исповеди перед самим собой.

А это и значило — перед Ним.

Это я, это я, Господи!

Имя мое — Сергей Пастухов.

Дело мое на земле — воин.

Твой ли я воин, Господи? Или царя Тьмы?

За стенами собора бушевала весна. Россия еще лежала в снегах, вьюги реяли над ее хмурыми городами. А здесь ветер гнал с Финского залива веселые облака, гранил красную черепицу крыш и древние таллинские мостовые. Трепетали вымпелы на корабельных флагштоках в порту. По брусчатке Старого города цокали подковы коней, запряженных в пролетки. На них катали туристов.

Завтра на эти мостовые прольется кровь.

Русская.

И эстонская тоже.

Как ее различить?

Кровь различается по группам, а не по национальности.

Эстония была как многопалубный теплоход, на курсе которого всплыла ржавая, обросшая ракушками донная мина. Полвека пролежала она на грунте. И теперь тяжело покачивалась на светлой балтийской волне.

Она не сама всплыла. Ей помогли всплыть.

Вразуми меня, Господи. Наставь на путь истинный.

Укрепи веру мою в то, что я слуга Твой — пес Господен.

Ибо что, если не воля Твоя, вела меня долгим кружным путем и привела на этот перекресток, где прошлое перехлестнулось с будущим и во вспышке короткого замыкания высветились дьявольские механизмы, управляющие жизнью людей?

Dies irae.

Аминь.

Суки.

Впервые чувство национального самосознания житель Таллина Томас Реб?ане, за которым еще со школьных лет закрепилась кличка Фитиль, испытал 21 ноября 1990 года в КПЗ 15-го отделения милиции города Ленинграда.

За три недели до этого возле гостиницы «Европейская» он свел удачное знакомство с одним из финнов, которые на выходные толпами наезжали в Ленинград оттянуться на всю катушку — отдохнуть от сурового сухого закона, свирепствовавшего на их родине. Финн быстро набрался, ему потребовались российские «деревянные», чтобы продолжить знакомство с достопримечательностями Северной Пальмиры. Этого момента Томас и ждал. Как истинный джентльмен и даже в некотором роде патриот, он предложил финну обмен по очень выгодному курсу. Но в тот момент, когда пачка «фиников» была уже в руках Томаса, а пачка рублей, ополовиненная широко известным в узких кругах приемом «ломки», перешла к гостю северной столицы, тот неожиданно и как-то неприятно протрезвел, несколько сильных мужских рук сковали движения Томаса. И намного раньше, чем финн предъявил милицейское удостоверение и представился оперуполномоченным Ленинградского уголовного розыска, Томас понял, что на этот раз удача ему изменила. И крепко.