Больница — место скорби, и слезы здесь никого не удивляют. Но молоденькая девушка с копной вьющихся черных волос рыдала так горько, что даже усталые, многое повидавшие медсестры оглядывались на нее с жалостью.
Дана Андервуд не замечала сострадательных взглядов. В ушах ее еще звучали, невыносимой болью отдаваясь в сердце, жестокие упреки и обвинения матери Кейна.
Как могла она быть такой слепой?! Как могла не замечать, что любовь к ней губит Кейна?!
Глэдис Уильямс рассказала о сыне такое, о чем Дана и не подозревала. Оказывается, он забросил учебу: перестал ходить на занятия, собирается уйти из университета. Карьера врача оказалась под угрозой. А ведь медицина — его призвание!
И все из-за нее.
Дана обхватила голову руками, словно могла стереть из памяти ужасные слова Глэдис: «Ну что, довольна теперь? Испорченная богатенькая дрянь… не знаешь, что такое труд, тебе все достается даром… Думаешь только о себе и о своих развлечениях… Для тебя Кейн — игрушка, ты не понимаешь, что можешь сломать ему жизнь…»
Она права, с горечью думала Дана. До сих пор я не понимала, за что Глэдис меня так ненавидит, — но теперь вижу, что она права. Разве не по моей вине Кейн оказался в больнице?
Решение уехать зрело в ней давно — может быть, с той минуты, когда отец, изрыгая проклятия, ворвался в спальню, где она и Кейн наслаждались любовью. Упреки Глэдис лишь утвердили Дану в правильности сделанного ею выбора.
Решено: она уедет. Чем дальше, тем лучше. Родные в Англии примут ее с распростертыми объятиями. Если она покинет возлюбленного, ненависть отца к нему угаснет сама собой. А мать Кейна больше не сможет обвинить ее в том, что она губит жизнь ее сына.
И, может быть, через много лет… — от этой мысли слезы потекли сильнее… — может быть, через много лет, став знаменитым врачом, добившись всего, чего хочет, Кейн вспомнит о ней. Прилетит за ней в Англию и скажет: «Знаешь, я никогда никого, кроме тебя, не любил…» «И я», — ответит она.
Когда-нибудь, вечность спустя…
Прежде всего Кейну Уильямсу бросились в глаза ее волосы. Трудно не обратить внимания на такую роскошную гриву черных как смоль кудрей!
Кейн скривил губы в горькой усмешке. Говорят, у каждого мужчины есть любимый тип женщин: но, казалось бы, двух сокрушительных неудач в любовных делах достаточно, чтобы навеки отвратить его от пышноволосых брюнеток!
Не сводя глаз с незнакомки, он ждал, когда острое сексуальное желание сменится привычной горечью.
Но желание не проходило.
Быть может, это парик? Очень возможно — ведь на маскараде всякий старается быть не похожим на себя. Незнакомка кружилась в танце на другом конце просторного зала, к тому же лицо ее скрывала блестящая пурпурно-алая маска, мешающая разглядеть корни волос и убедиться в их натуральности. Не прекращая танца, Кейн мягко развернул партнершу и направился к противоположной стене.
