– Слушай, чтобы достойно воспринять ржавые шедевры, мало дневать и ночевать в российских музеях. Лично я непременно добавила бы Лувр.
– Кэтрин, не язви. Сосредоточься на любом объекте, расслабься и жди ощущений, – посоветовал Петер. – Тогда окажешься сразу здесь и в себе самой. Не пожалеешь. Ранняя индустриальная эпоха придумала совершенные механизмы. Теперь они распались на части и умирают. Они не могут больше производить вещи. Но фантазия художника по-новому собирает их вместе и производит новые смыслы.
– Принцип восприятия уловила. Важно не то, что увидела, а то, что почувствовала. У нас говорят: «понимать в меру своей испорченности». Петер, я недостаточно развращена для того, чтобы испытывать хоть какие-то чувства при виде этих железок.
Но Катя не была бы собой, если бы не встала в сторонку, чтобы не мешать ценителям и знатокам, и не попыталась сосредоточиться и расслабиться одновременно. У нее не получилось. Сгоряча девушка поклялась себе, вернувшись в Москву, посетить Третьяковскую галерею.
Вторым увлечением Петера были мероприятия, которые почему-то назывались концертами. Наслушавшись заунывных и резких звуков, Катя испуганно хватала парня за руку. Он успокаивал:
– Это крик человеческой души в эпоху, когда слова ничего не выражают или лгут.
– Не будь наивным, Петер Адам Смит, – отвечала Катя. – Лгут люди. Они могут делать это и аккордами, и красками, и мимикой с жестами.
– Кэтрин, ты точно медицинская сестра?
– А что, у медработников души не кричат в изолгавшемся мире?
Петер пристально посмотрел на нее и растерянно улыбнулся:
– Да, надо уточнять, ты русская медицинская сестра.
Тем не менее Трифоновой в голову не пришло отказаться от их вылазок. Она неустанно моталась с Петером, да еще и подбивала его, выбравшись из одного культурного центра, зайти в какой-нибудь другой. Ее увлечением сразу стали посетители. Они были разными, но у всех блестели глаза. Каждый переживал свое, но разобщенности не чувствовалось. Наоборот, создавалась единая энергетика, что было парадоксально и здорово.
Однако месяц, вместивший в себя так много, кончился. В последнюю ночь перед расставанием Катя с Петером совсем не спали. Изредка жадно пили воду из пластиковых бутылок. Только в сухие воспаленные глаза ее залить было невозможно. Петер однажды не выдержал и плеснул себе в лицо, пробормотав что-то о пользе слез. Катя лихорадочно держалась. Когда опомнились, пришлось спешно натягивать белье, джинсы, футболки, кроссовки, чтобы не опоздать в аэропорт на утренний рейс. Хорошо, что вещи были собраны заранее. Парень еще в квартире машинально взял сумку и потащил ее сначала к такси, потом к стойке регистрации. После такого впору было признаваться друг другу в любви. Но Катя сказала: