В Киеве всё спокойно (Гавура) - страница 90

— Ты чё это, Мишаня, на нас обижаешься? Чи шо?

— Нет, — поспешно ответил Миша, испугано вскинув глаза, и тут же их опустив, не осмеливаясь смотреть открыто.

— Тогда в чем дело? Чё ты там сидишь, надутый такой? Чё ты там себе маракуешь? — недобро прищурился беззубый. ‒ А ну, отвечать!

— Видите ли, я не могу на вас обижаться, поскольку вы для меня не люди. Нет, простите меня, пожалуйста, я не то имел ввиду… — Миша поспешно поправил себя, смущаясь. — В моем понимании, вы не такие, как все… — голос его, робко прячась, звучал все тише. — Вы… Ну, вот, например, как тараканы. Вы есть, но, в то же время, вас нет, поскольку у вас нет души, ‒ выразил он, наконец, свою мысль в подходящих словах.

Мише хотелось снискать хоть какое-то расположение у захвативших его свирепых злодеев, но он не единожды уже убеждался в том, что его прямота иногда граничит с бестактностью, поэтому не ожидал от нее ничего хорошего. Так получилось и в этот раз. Но, кто определяет смысл и правильность наших поступков? Беззубый, молча подошел, и с размаха ударил Мишу ногой, процедив:

— Ах, ты с-сука, падла!

Первого удара Миша не ожидал, он пришелся под ребра, а остальные — по почкам. Прижав колени к животу и закрыв лицо согнутой в локте рукой, Миша ждал последующих «пенальти», но беззубый вернулся за стол и начал дико реготать, повторяя:

— Ах, вы ж тараканы!

Под утро, когда начало светать, все заснули, кто на стуле, кто под столом, беззубый с Нюмичем развалились на кровати. Миша понял, что попал в плен к отребью, стоящему на последней ступени в иерархии преступного мира. Униженные своими собратьями, они издеваются над всеми, над кем могут, и совсем одичали в своей животной злобе. Ну и что? Что́ они мне сделают? Ну, убьют, так я и сам два раза уже хотел себя убить. Пускай убивают, лишь бы не мучили. Жутко пребывать в когтях у самого страшного зверя на земле, имя которому — человек. Думал Миша, прислонившись к стене, сидя на холодном полу. Ему вспомнились, не раз говоренные матерью слова: «Не сиди на холодном, печенку простудишь, будешь мне потом кашлять!»

Почему люди такие злые? Задавал он себе вопрос, ответ на который, уже многие годы искал и не находил. Человек изначально рождается добрым. Даже в последнем из негодяев теплится искра добра. Иногда ей суждено потухнуть, но порой, из нее разгорается костер. Тяжелые испытания делают человека открытым добру и человечности либо превращают его в зверя. Одних, они ломают, других, — закаливают, превращая мягкий графит в алмаз. Сколько ж у меня будет этих испытаний и, чем они кончатся? В последнее время его все больше угнетала его собственная нерешительность и мягкотелость.