Я окунул в банку большой и указательный палец и выловил одну из лежавших в середке рыбин. Тут же ее отпустил и принялся слизывать масло с кончиков пальцев. Невероятно вкусно. Целый стакан выпить бы мог, честное слово. Затем я еще раз выловил сардинку, запрокинул голову и забросил рыбину в рот. Оказалось, она еще вкуснее, чем мне помнилось. Наверное, потому что это настоящая еда. Просто рыба, самая настоящая рыба. А не водянистый суп, не ломтик безвкусного хлеба, не жидкое картофельное пюре без масла и соли. Моя глотка — словно растение, которое сто лет не поливали, растение, которое неделями жарилось на раскаленном солнце. Я эту сардину даже не разжевал, я всосал ее в себя одним глотком. Во всяком случае, так мне показалось. Я отодвинул банку подальше. Теперь на мою долю осталась только одна сардинка. Нельзя торопиться, а то скоро не останется ни одной. Сколько я могу съесть? Если бы банки сардин нагромоздили передо мной до потолка — сколько бы я проглотил, прежде чем сказать, что больше не хочу? Сто? Триста? Тысячу?
Но толку-то ждать. Банка уже снова у меня в руках. На этот раз я выбрал сардинку с краю. На вид она чуточку жирнее соседок, и это, наверное, нечестно по отношению к Мариэтте, да ведь она не узнает. Я попытался есть вторую сардинку маленькими кусочками, но это сложно делать без тарелки и даже без ломтика хлеба, который я мог бы под нее подложить, — зря не спросил маму, не припасла ли она булочку. И вот уже и эта рыбка исчезла.
Куда поставить банку? Нельзя оставлять такие сокровища просто так, на виду. Хоть эти женщины и милые, банка растворится в воздухе через десять секунд. Мама все еще болтает с тетей Луизой. Я мог бы подойти к ним, но, может быть, мама не хочет, чтобы тетя увидела банку. А я ни за что не поставлю ее тут и не пойду к маме и тете без банки. Так что я сижу и жду. Мама скоро вернется. Тетя Луиза, правда, добрая, но иногда щиплет меня за щеки, а я это терпеть не могу.
Лучше бы мама поторопилась, пока Франта не озверел.
Эти сардинки такие вкусные даже на вид. Клянусь, сейчас они выглядят еще аппетитнее, чем когда я вскрыл банку. Словно, съев эти две сардинки, только тут и вспомнил, как я их люблю. Вот если бы Мариэтта их ненавидела, как горчицу…
Смотри-ка, у одной хвост немного кривой. Кончик почти отваливается. Иногда такое случается, я видел. Иногда сардинки в банке не одинаковые — хотя чаще всего одинаковые, конечно. Я могу сказать, что хвоста не было с самого начала. Мариэтта поверит. А мама отошла раньше, чем я открыл банку до конца. Во всяком случае, так мне запомнилось.