. Эти положения автор подтверждает путём анализа общих понятий в ряде древних языков.
Так как тропы, по мнению автора, базируются на объективных психологических реакциях, свойственных «Человеку разумному», то все мифы, в конечном счете, укладываются в ограниченное число типологических рамок.
Редко когда явление можно представить с помощью лишь одного тропа, ибо один троп обычно освещает лишь одну сторону объекта. Автор приводит пример из египетской мифологии, где небо осмыслялось одновременно в образе коровы, женщины и реки. Это объяснялось необходимостью отразить сразу несколько присущих небу свойств. Небо — это свод, опирающийся на четыре точки горизонта — его можно представить в виде коровы. Небо рождает солнце, следовательно, оно женщина-роженица. Солнце перемещается по небу из конца в конец — значит, небо это река. Но это не значит, что древний египтянин не видел разницы между столь разнородными вещами, как небо, женщина, корова и река (как можно было бы думать исходя из цитировавшихся слов Ф.Х. Кессиди). Напротив, «все ясно чувствовали, что на самом деле небо — нечто иное, чем корова, женщина или река»[59]. Однако, далее И.М. Дьяконов, на наш взгляд, проявляет непоследовательность: «Наверное, у египтян в их мифологической архаике представления о небе как корове, рождающей солнце, и о небе как реке, по которой солнце плывёт в ладье, существовали отдельно друг от друга»[60]. Это предположение детерминируется той мыслью автора, что в глубокой древности различные варианты объяснения каких-либо явлений скорее всего не сопрягались друг с другом, ибо древний человек «не научился ещё видеть в них „иносказания“ и не мог объяснить себе, почему существуют различные мифологические модели такого, например, события, как сотворение мира»[61]. Как нам кажется, логичнее предположить, что чем больше тропов затрачивается на описание какого-либо явления, тем полнее будет его складывающийся образ. (Этот приём часто используется в литературе). Вспомним и пример, приводимый автором: на печати-перевёртыше III тысячелетия до н. э. с острова Файлака в Персидском заливе изображена корова с солнцем между рогов. Но если перевернуть печать вверх ногами, то рисунок превращается в изображение женщины, рождающей солнце[62], т. е. оба мотива одновременно воспринимались как равноправные[63]. Впрочем, по ходу изложения учёный сам себе противоречит, подтверждая, тем самым, нашу мысль: «чем больше метафор и метонимий, выделяющих главные признаки явления, тем это явление выступает чётче и понятнее»