. Разумеется, такая поливариативность трактовки мифологической символики предоставляет широчайший простор для не всегда оправданной фантазии авторов, берущихся за разработку подобных тем. Но и чрезмерно строгий подход к подобной проблематике тоже не лишён недостатков — так можно пройти мимо многих интересных нюансов, не подкреплённых достаточно репрезентативной подборкой данных. Очень сложно составлять разного рода справочники по мифологической символике, т. к. почти невозможно чётко систематизировать, «разложить по полочкам» весь имеющийся относительно того или иного символа материал. Ситуацию осложняют постоянные сомнения — действительно ли мы, люди XXI столетия, используем адекватные приемы проникновения в суть мировоззрения наших предков, не перенасыщаем ли мы логикой то, что в действительности никогда не было логичным (во всяком случае, в нашем понимании логики)? Отдавая себе отчёт в этих сложностях, автор первоначально не ставил перед собой задачи углубляться в эту тему. Но в ходе работы над этой работой стало ясно, что обойти вниманием этот аспект рассматриваемой проблематики не удастся.
Б.А. Рыбаков, анализируя русские вышивки с изображениями двух всадников, обратил внимание на постоянно сопутствующие им знаки в виде ромба или квадрата с округлёнными углами, которые отождествил с ритуальными яйцами[412]. Причем, как правило, они находятся надо лбами коней, чему у Б.А. Рыбакова нет объяснения, хотя он и упоминает русский обычай разбивать яйцо о лоб выведенного на первую пашню коня. В этой связи интересен эпитет Ашвинов «Насатья» (Nasatya-), который народно-этимологическая традиция, выделяя элемент Hasa («нос»), связывает с мотивом рождения Ашвинов из носа кобылы. Наиболее же вероятная кандидатура на роль их отца — Вивасват — имел, видимо, эпитет Мартанда (Martändä), буквально «из мертвого яйца (происходящий)»[413]. Здесь же будет уместным вспомнить и мотив рождения из яйца Диоскуров. Таким образом, можно было бы говорить о связи индоевропейских солярных божеств и яйца как мифологического символа, хотя, конечно, вышеприведённого материала явно недостаточно. Однако же имеется довольно обширный материал о ритуальном использовании яиц в обрядах, приуроченных ко дню св. Юрия. В принципе, использование яиц (как правило, в качестве ритуальной пищи) характерно для всего весеннего цикла славянской календарной обрядности, но для Юрьева дня это наиболее заметно.
Как известно, к Юрьеву дню у восточных славян обычно приурочен первый выгон скота. С этим событием и связаны многие упоминания об использовании яиц в ритуальных целях. Например, А.А. Плотникова пишет, что в сёлах белорусского Полесья (особенно на западе этой этнокультурной области) был распространён обычай давать яйцо, использованное в ритуале первого выгона скота, «старцам», «дедам» (нищим), «слепым», «убогим», детям. «Одаривание яйцом „первого нищего“, „дедов“, пастуха, по-видимому, совершалось ради того, чтобы некий всесильный защитник (в лице первого встречного, „дедов“ и т. д.) помог уберечь скот во время выпаса»