Вот Гришка и отказался лопать. Соку выпил и пошлепал спать.
— Слушай, Кристина, а как это мамаша тебя так спокойно ко мне отпускает?
— Она не «спокойно», — серьезно отвечает Кыся. — Достала меня… Все спрашивает, не звонит ли вам Зюня.
— Ты же знаешь — ничего.
— Так она мне не верит. Ладно, завтра в детсаду выходной, так что я к Гришке только после школы зайду. Вы меня, как Аллилуйю седлать, поучите? Не надоела я вам еще?
— Не смеши… И что бы я без тебя делала?
— А я без вас?
Кыся уходит домой.
А я сажусь у плиты и тупо смотрю, как в кастрюле переворачивается в кипятке курица. Это я для Касаткина бульон варю. На утро.
В кабинет к нему заходить я просто боюсь.
В первый раз я такое вижу.
Он абсолютно спокоен. Только ничего и никого не видит. И я точно знаю — он плачет. Но молча.
Я стараюсь не думать о нем. Споласкиваюсь на ночь. Чищу зубы. Потом долго ищу поясок от теплого халата. И наконец укладываюсь.
Но сна ни в одном глазу.
Только сердце молотит как молотом.
Во втором часу ночи я все-таки решаюсь. Вхожу в кабинет. Он лежит на спине, раскинув широко руки, и смотрит в потолок. Лицо каменное. У дивана все так же горит на стуле дедова настольная лампа. От ее стеклянного колпака зеленого стекла в комнате стоит мутный сумрак.
— Касаткин, давайте я вам свет выключу.
Он меня и не слышит. Как будто ушел. Далеко-далеко.
— Поговорите со мной, Денис. Я не знаю, будет ли вам легче, но прошу вас, попробуйте… Пожалуйста… Вы меня слышите?
Та же реакция. То есть — никакой…
— Вам нельзя быть одному. Вам просто сейчас нельзя быть одному. Это же страшно.
Он молчит.
Я уже ничего не боюсь. И ни о чем не думаю. Сажусь рядом с ним на диван. Осторожно касаюсь его щеки.
— Закройте глаза, Денис. И ни о чем не думайте… Пожалуйста…
Все та же пустота в глазах и абсолютная отрешенность.
Я выключаю настольную лампу и проскальзываю под плед к нему.
Шепчу:
— Я теплая, я простая, я добрая… Ты не один. Я с тобой. Обними меня покрепче. Вот так… Вот так, миленький… И еще раз так…
Впервые прорывается отчаянно-судорожный всхлип Касаткина.
— За что?
— Не надо об этом думать, я тебе не дам об этом думать. Сегодня, сейчас больше ничего и никого нет… Есть ты и я… Я и ты… Понимаешь?
Я ухожу от него только под утро.
Мне совсем не стыдно.
И я ни о чем не жалею.
Утром мы с ним завтракаем в кухне. Овсянка. Яйца. Молоко.
Стараемся друг на друга не смотреть.
Я разливаю кофе.
Закуриваю.
— Как завтрак?
— Нормально.
— Прости меня.
— За что?
— Так вышло.
— Ну и что дальше? — спрашивает он вежливо. И я понимаю, что это только ритуальная вежливость. Не больше.