А мне что? Я знай себе вывожу, посуду протираю рушником. Пою.
Прости, мой край, моя отчизна,
Прости, мой дом, моя семья!
Здесь, за решеткою железной,
Навек от вас сокрылся я.
Низкий то был приём с моей стороны, и я это знал. Знал, что от моего пения девчонки буквально тают, и уж если я завожу что-то этакое наедине, то не просто так – с последствиями. Последствий в виде Деда я опасался. Да только далёкими они были – те последствия. Варя же близко – вот она. И уже растаяла. Так что я продолжил, подлая душа.
Прости, отец, прости, невеста,
Сломись, венчальное кольцо,
Навек закройся, моё сердце,
Не быть мне мужем и отцом.
И так далее.
– Это музыка Глинки, – сказала девушка, после того как песня сошла на нет.
– Кого-кого? Какой глинки? – переспросил я и принялся расставлять миски на полку.
– Был такой композитор: Фёдор Глинка.
– Интересная, – говорю, – фамилия! В Союзе композиторов состоит?
– Что? Ах, нет. Он жил в девятнадцатом веке, до революции. Если вам это о чём-нибудь говорит.
– Я не совсем тёмный! – я слегка обиделся. – Кто ж не знает про революцию! День седьмого ноября всем миром празднуем! А песня хорошая. Молодец этот ваш Глинка.
– Даже странно, что вы её запели. – Она явственно смущалась, и на хорошенькой её мордашке играл румянец. – Я как раз читала Достоевского «Преступление и наказание»… Так вот, по книге сняли фильм, где один герой очень красиво исполнял эту самую песню. Быть может, вы видели кино?
– Откуда! Я о фильмах только слышал. Откуда в селе Разъезжем кино, сама подумай.
– Вы очень красиво поёте, Анатолий, – призналась она. – У вас настоящий талант. Но я хотела сказать не об этом.
Она встала, замерла, а потом заговорила, быстро и сбивчиво.
– Я хотела попросить прощения. Думала, что вы… ты… бандит, подонок. А как же, дедушку убить собирался, а потом раскаяние, а я словам не верю, совсем. Точнее, верю, но не после же такого! Ты понимаешь? А теперь вижу: ты не такой. Я же вела себя полной дурой… в общем, извини меня.
– Принимается, – кивнул я и с отменным удивлением уставился на девицу.
Что это на неё нашло?
– Только какие могут быть извинения, ведь я в самом деле бандит и подонок. И никакими словами этого не поправить.
– Нет. Подонок не станет бросаться между медведем и женщиной с неисправной винтовкой.
– Я ж этого не знал! Я ж думал в медведя шмальнуть!
– Всё равно. Не думаю, что одна пуля смогла бы его остановить, и вы… ты это прекрасно знаешь, – она замолчала и раскраснелась ещё гуще – от печной жары, не иначе. – Плохой человек никогда, ты слышишь, никогда не сможет так петь. Я слышу… это женское…