На меня это всегда производит странное впечатление, когда я слышу из Германии, что кто-то имеет страстное желание переехать в Россию, в то время как тут всё жалуется и стонет, и с тоской вспоминает о Германии. Разумеется, если кто-то прибыл сюда пятьдесят, тридцать, двадцать, десять или пятнадцать лет тому назад со знаниями и собственными способностями, тому подчас удавалось получить здесь хорошее место. За некоторое время К. здесь даже сделался миллионером, не имея ничего кроме превосходно организованной головы на плечах. Но времена этих золотых гор уже прошли, и если бы кто-то неделю напролет почитал корреспонденцию, которую ведет дипломатическая миссия с находящимися в России пруссаками всех мастей, он смог бы увидеть все несчастья, в которых находятся здесь бедные пруссаки.
Но, разумеется, мы поучаем так уже несколько лет, и никто нам в этом не верит; а потом люди оказываются здесь и выглядит это так: «ах, если бы мы остались в нашей дорогой, уютной Германии!»
Неустойчивость здешнего положения вещей растет с каждой неделей. Сообщения из внутренних областей империи таковы, что предвидится, скорее всего, голод, в меньшей степени — большое подорожание, поскольку крестьяне более не хотят возделывать землю. К тому же — недоверие, которое испытывает вся Европа к здешней бирже. Хватит, будущее не радужно.
Указ об освобождении привел в новое движение умы, пробудил желания, разочаровал надежды, дал провокаторам воспламеняющееся вещество. Простодушное варварство и запутанная неразбериха западных идей и проблем сгущаются в своеобразном, совершенно нелогичном мозгу русского человека в «божественной миссии славянского народа». И поскольку это кажется все странным, берем снова в руки славного Олеария[1060]: «если освободить крепостных холопов, они вскоре все равно заново продадут себя; так как поскольку они обычно не имеют ничего, с чего можно было бы жить, они не ценят никакую свободу, даже не могут смириться с ней. Их природа, как сказал умный Аристотель о варварах, состоит в том, что они не могут и им не следует жить лучше, чем под крепостным правом!» Холодная общественная цивилизация Северной Пальмиры — обширная страна, которая в сущности своей и стадии развития своего была уже во времена Олеариуса: какая же противоположность! И при этом всё требует прогресса, слово, которое приводит огромную инертную массу крестьян в движение, хотя люди при этом ни о чем и не думают. Слишком продвинувшиеся мечтатели естественно провозглашают: необходимо крестьян одеть в немецкие штаны — и тогда в России наступит Золотой век. Благодарю покорно! Гоголь наверняка знал свой народ: «медлительность и пустое действие лежит на молодой России. Нет волшебника, который показал бы дорогу вверх волшебной палочкой. Чего-то недостает в механизме, но я не знаю чего»